Не подвел нас.
- Я не топил подлой суки!
Бычков вытаращил глаза.
- Так зачем винился?
- А ты думал, вас, дураков, пожалел? - с наглым цинизмом откровенности возбужденно проговорил Зябликов.
И после паузы продолжал:
- По правде объясняй, что не топил собаки - шкуру сдерут, старший офицер обещал, - а наври на себя, так отпорят с рассудком... И вы, правильные анафемы, оставите меня в покое за Дианку, а то бы избили.
- Проучили бы... это верно, Елисейка... А ты не обижайся... Очень обозверели ребяты...
- Подлец Елисейка, мол, во всем виноватый?! Взяли бы греха за напрасный бой. Виноватый в Дианке, может, потом пьяным проговорится, а я с переломанными ребрами. Глупые вы матросы, вот что! И старший офицер тогда поймет, как он скрозь понимает человека... Сволочь! - озлобленно прибавил Зябликов.
- То-то дырявая душа! - подтвердил Бычков.
- Я, скажем, последний матрос... подлец, но только на такую подлость не пойду... А он... во всем парате благородный?.. Довольно обозначил... Понял. Приму сто линьков безвинно, а как придем в Франциски, сбегу... Ну вас, обормотов! Живите по глупости, как свиньи, а я по своему уму не согласен. Найду линию. Сам себе господином буду... Никто не посмеет на твою личность... Можешь ты это понять, Бычков? Не понять вам, необразованной матрозне!..
Действительно, Бычков недоумевал и только хлопал глазами.
И наконец добродушно промолвил:
- Здоров ты хвастать, Елисейка. Вовсе ты не матросского звания человек...
VIII
Капитан, небольшого роста брюнет, лет под сорок, с красивым, энергичным и суровым лицом, обрамленным заседевшими бакенбардами, с рано поседевшими волосами, сухощавый и крепкий, хмурый и задумчивый, ходил взад и вперед по каюте, когда старший офицер вошел в каюту.
- С добрым утром, Алексей Алексеич, - осторожно и серьезно-печально промолвил старший офицер.
Капитан остановился.
- Здравствуйте, Павел Никитич, - официальным суховатым тоном сказал Бездолин, протягивая небольшую, длинную и худую руку с обручальным кольцом.
Густые его брови нахмурились, и у переносицы собрались морщины. Черные глаза, серьезные и пронизывающие, вопросительно смотрели на старшего офицера.
Этот взгляд всегда беспокоил и смущал Павла Никитича, в это утро особенно.
Он, невольно краснея и торопясь, проговорил:
- Мне неприятно, что приходится доложить вам, Алексей Алексеич, о неожиданном происшествии... Ваша Дианка пропала.
Капитан молчал.
Старший офицер еще торопливее продолжал:
- Команда не виновна в этом подлом поступке, противном дисциплине. Команда не знала о нем и негодует на виноватого, который долгое время не сознавался... Боцман отказался указать мне на подозреваемого человека, и я взыщу с него. По счастью, мне удалось убедить виноватого сознаться. Это, как я и не сомневался, Зябликов...
Капитан не проронил ни слова.
Он стал еще суровее и, казалось, невозмутимее. Только в глазах его было выражение какой-то брезгливости.
Павел Никитич, совсем изумленный, оробевший, но старавшийся не показать страха, проговорил не без некоторой развязности:
- Я прикажу наказать Зябликова, Алексей Алексеич. Мне кажется, такой поступок заслуживает строгого наказания...
Прошла минута.
Наконец капитан строго сказал:
- Не наказывайте.
- Есть! - проговорил старший офицер и вышел растерянный.
Капитан брезгливо поморщился.
- Мартын!
Явился вестовой. Он был встревожен.
- А ты чего боишься? - вдруг угрюмо спросил капитан.
- Не могу знать, вашескородие.
- И боишься?
- Точно так, вашескородие!
- Зверь я, что ли? - крикнул он.
В этом крике звучала тоскливая нотка.
Мартын подавленно молчал.
- Позови Зябликова!
- Есть!
Тот явился и вытянулся у дверей. Страха в его лице не было.
Капитан облегченно вздохнул.
- Зачем наврал на себя?
Зябликов сказал - почему. Объяснил, как боится команда из-за Дианки. Доложил, что Дианка кусала матросов и особенно его.
Капитан слушал, опять хмурился, снова на лице и в глазах залегло что-то угрюмое, тоскливое и виноватое.
- Ступай и пошли боцмана! Тебя не накажут.
- Есть, вашескородие!
Торжествующий и особенно наглый, нарочно прошел Зябликов мимо старшего офицера и направился к боцману на бак.
- Небось капитан скрозь видит невинного человека. Не считает, как вы, справедливые, меня за последнего подлеца... К капитану, Иваныч, зовет сей секунд!.. Не заболей животом, как медведь, смотри! - вдогонку крикнул Зябликов и захихикал.
Матросы снова уже не жалели "последнего матроса" и сторонились его.
IX
- Здравствуй, Иванов!
- Здравия желаю, вашескородие!
- Отчего не докладывал старшему офицеру, что Дианка кусала?
- Докладывал, вашескородие.
- И что?
- Отказали.
- А мне?
- Не осмелился, вашескородие.
- Почему? Говори все!
- Не допускали до себя, вашескородие. И как бы не изволили обидеться за собаку, - деликатно сказал боцман.
- То есть... накажу не собаку, а матросов?
- Опасался, вашескородие! - застенчиво промолвил боцман.
Личной нерв подергивал глаз и щеку капитана.
Но он, по-видимому, бесстрастно спросил:
- И когда Дианка пропала, ты и команда боялись, что я беспощадно жестоко накажу, если виновный не объявится?
- Точно так, вашескородие. Очень заскучали матросики, чтобы вашескородие не признали вроде бунта против Дианки... И я пытал: кто подлый человек, что утопил животную. И старший офицер изволили приказать: к шести склянкам найти виноватого или указать на того, кого подозреваю. Но я - извольте меня наказать - ослушался...
Капитан знал, что не любим, но быть в глазах людей, и без того обездоленных, зверем?
1 2 3 4 5 6 7 8