Офицер объяснил судье, что матрос сознает свою вину, и дело кончилось тем, что за него заплатили штраф.Об этом судьбище и рассказывал Артюшка.– Вот оно как судят! – проговорил Жаворонков. – Так и у нас будут… по всей форме и строгости… Права даны! Теперича ежели боцман в ухо, и я его в ухо!– Попробуй-ка!– А думаешь, не попробую!.. – хвастал Жаворонков. – Нонче закон-положенье… Статуты!– И здоров тоже ты врать, как я погляжу, братец, – заметил, отходя, какой-то старый матрос. IV Боцмана, писаря, баталер, фельдшер и унтер-офицеры собрались в палубе и тоже рассуждали об отмене телесных наказаний.Особенно горячился боцман Никитич, невоздержанный и на руку и на язык.– Справься теперь с ними… Что ты ему сделаешь? Выходит, ничего ты ему сделать не можешь… Линек бросить, сказано!– Сказано? – переспросил другой боцман, Алексеев.– То-то и есть!– А как насчет, значит, науки?.. Ежели смазать? – задал вопрос один унтер-офицер.– Тоже не велено… Вчера старший офицер призвал и говорит: «Всем унтерам накажи, чтобы в рожи больше не лезли… А то, говорит, смотри!..»– Однако и порядки пошли! – протянул Алексеев.– Удивительное дело! – вставил баталер.– Про то я и говорю! – горячился Никитич. – Справься теперь с ними. Не станешь изо всякого пустяка с лепортом… А ведь с нас же потребуют… Зачем зверствовать?.. Дал в зубы раз-другой и довольно… И матросу стерпится… И понимает он, что ты боцман…– Известно, надо, чтобы понимал… Без эстого к чему и боцмана! – подтвердил другой боцман.– Опять-таки позвольте, господа, сказать, – вмешался писарь.– Насчет чего?– Насчет того, что нынче другая на все мода… Чтобы все по благородству чувств… Посудите сами: ведь и матрос свою физиономию имеет… Зачем же бесчестить ее?.. Виноват, ударьте его по спине, положим… Все же спина, а не физиономия…– Нешто почувствует он по спине?.. Он, окромя носа, никакого чувствия не имеет…– Ударьте так, чтобы почувствовал…– Что уж тут говорить!.. Никакого толку не будет!– Уж и зазнались, дьяволы! – говорил боцман Алексеев. – Утром сегодня на вахте… Кирька брамсельный ушел вниз и сгинул, шельма… А уж вахтенный горло дерет: зовет подлеца. Прибежал. «Где, говорю, был?» – «В палубе, говорит, был!» – да и смотрит себе, быдто и офицер какой. Я его линьком хотел огреть, а он, как бы ты думал? «Не замайте, говорит… Нонче не те права!»– Я б ему показал правов! Искровянил бы ему хайло… – гневно заметил Никитич.Долго еще беседовали унтера. Однако в конце концов решили на совещании, что хоть бумага там и вышла, а все же следует «учить» по-прежнему… Только, разумеется, с опаской и с рассудком.
1867

1 2 3