Это была женщина редкой красоты, которую дает лишь страна южного солнца.— Я видела тебя сегодня утром в твоей одежде, расшитой золотом, с саблей в руках, и ты был очень красив!..Я почувствовала, как забилось мое сердце, я полюбила тебя тотчас же, как любишь красивый цветок. И вот я здесь.— Какая мечта! Какой дивный сон!И без ложного стыда молодая женщина сбросила к своим крошечным ножкам ту массу кисеи, которая делала ее похожей на облако.На щиколотках ног и на руках обвивались золотые браслеты, унизанные огромными бриллиантами, рубиновые серьги в ушах стоили целое состояние, а в волосах были вложены такие жемчуга, которые вылавливаются на Цейлоне раз в десять лет… на шее у нее висело золотое тали, знак замужества. Она подарила молодому офицеру два дня, и не только он больше не видал ее, но даже и не мог узнать, кто она и как ее зовут.Уходя, она оставила ему на память кольцо, потом оказалось, что его оценили в шестьдесят тысяч франков.О, как он ее разыскивал, он безумно хотел ее видеть, любовь сжигала ему сердце, и мысль найти ее стала его мечтой. Кроме того, как француз и как офицер, он был возмущен при мысли о пышном подарке, который он принял, подумав, что это простая стекляшка, и который он хотел вернуть во что бы то ни стало, когда он узнал, что это такой ценный алмаз.Как-то было мелькнула надежда.На улице возле него прошла женщина под вуалью, какую носят мусульманки, и шепнула ему.— Пусть франки удалит сегодня вечером своих слуг и не покидает дома.Так же возвестила и раньше о себе прекрасная незнакомка.В одиннадцать часов послышались легкие шаги, офицер бросается навстречу… Но каково было его разочарование при виде лишь служанки своей возлюбленной.— Ама (госпожа) знает о твоих поисках, бесполезно искать, ты не увидишь ее никогда, — сказала ему айя (служанка), — если только муж ее узнает, что она была у тебя, то ее живою замуруют в одной из ниш его дворца, и я пришла просить тебя прекратить преследование.— Я даю слово, — проговорил с усилием офицер, — но скажи своей госпоже, что я умираю от любви к ней.— Надо жить, Ама тоже тебя любит, но она больше не может увидеть тебя.— Передай ей это кольцо, которое она здесь оставила…— Она не оставила, а подарила его тебе.— Когда я его взял, я не знал, что оно такое дорогое.— Ама просила передать тебе, что она желает, чтобы ты носил его, чтобы иметь что-нибудь на память от нее, потому что у нее от тебя есть нечто более дорогое.— От меня?.. Я тебя не понимаю.— Ама неделю тому назад стала матерью, у нее родился сын.— Что говоришь ты?— Я пришла, чтобы сообщить тебе эту новость… и сын этот твой… так как раджа был в то время у вице-короля Индии в Калькутте.— Сын… раджа… значит это была индусская принцесса, которую каприз бросил ему в объятия… и он стал отцом!— Боже! Как бы я хотел взглянуть на это дитя! — прошептал молодой человек, подавленный этими открытиями.Но Айя исчезла, не дав ответа на эту мольбу…Больше офицер ничего не узнал.Два года спустя он скончался от болезни печени, как говорили доктора, от любви и горя, как утверждали его близкие друзья.Как его ни уговаривали взять отпуск и уехать лечиться во Францию, он отказывался, желая умереть в Индии, где родились и умерли его любовь и надежды, до самой смерти он все ждал невозможного чуда. Знать, что где-то есть собственное дитя, обожать его мать и не иметь возможности прижать их к своей груди, вот что меня убивает, — говорил он за несколько дней до своей кончины.Утром, в день погребения, когда мы собрались, чтобы проводить его до последнего жилища, гроб его был выставлен, по обычаю, перед домом, где он жил, вдруг появился какой-то индус и возложил на гроб громадный венок из жасмина, голубых лотосов и лилий и сейчас же смешался с толпой.На это не обратили внимания, потому что катафалк и без того утопал в цветах, но я понял, что это был последний отзвук любви, начавшейся два года тому назад в темную, благоуханную ночь на берегу священного Ганга. ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Коунпур — Агра — Развалины — Жара Банг — Тай-Магол — Джумма-мечетъ — Возвращение в Чандернспор Покинув Бенарес, мы поехали до Аллагабада берегом реки, а потом на пароме переехали на правый берег Ганга.Я взял с собою экипаж, в котором путешествовал и раньше: это была очень длинная фура с покрышкой из циновок. В ней помещался мой матрац и вся наша провизия.Фуру тащили два черных быка, два красавца, сильных и выносливых, но кротких, как овечки.Со мною было трое слуг: мой нубиец, Амуду, метор Тчи-Нага, прибывший со мною из Пондишери, и виндикара или погонщик быков по имени Чокра-Дази-Пал, которого я нанял в Бенаресе.Я звал его лишь последним именем, к тому же оно звучало гордо — Пал, т. е. господин, повелитель.А все его имя означало: маленький паж, танцующий перед господином.Надо прогуляться на Дальний Восток, чтобы услышать такие цветистые имена. Но так как я находил мало удовольствия в прибавлении к своим приказаниям фразы — маленький паж, танцующий перед господином, то я просто говорил: — Пал, запряги быков! — и т. п.
В первые три дня пути мне было трудновато примирять моих слуг.Маленький паж не хотел слушаться ни Амуду из-за того, что тот был негр и что на голове у него вместо волос была курчавая шерсть, ни Тчи-Нагу, под предлогом того, что каста погонщиков быков была, по его мнению, выше касты бохи, т. е. скороходов, из которой был мой метор.Я привык пускаться в путь с восходом солнца, в день, назначенный для отъезда, я встаю и вижу, что ничего не готово. Амуду заявляет, что Пал не желает исполнять его приказания.Немедленно приказываю погонщику приготовить быков и слушаться распоряжений Амуду и Тчи-Нага, как моих собственных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40