«Как же так?..»
Между тем двое дюжих мужчин больно заломили Иосифу руки, связали их кожаной веревкой. В рот сунули смердящий клок волчьей шкуры.
Задыхаясь, Иосиф уступил. В отчаянии он уже не соображал, что выкрикивали в толпе, следовавшей по пятам. Заметил только, что снегопад кончился и небо начало прочищаться, — замигали в бездонной выси голубые звезды.
Иосифа втолкнули в узкую яму, вырытую у стены пещеры, накрыли решеткой из тяжелых кольев, и вскоре люди — как по команде — угомонились, продолжив прерванный сон.
Иосифу было не до сна. Он кусал губы, с тоской думая, как неодолимы чаще всего коварство и подлость.
В пещеру задувал ледяной ветер: как и предрекал колдун, брался крепкий мороз.
«Как же так? Как же люди позволяют топтать обычаи, которые ограждают их интересы? Не воля героя защищает справедливость, а незыблемые, обязательные для всех установления, порядки, которые поощряют добро и препятствуют злу… Как же не понимают люди, что их подталкивают к кабале и несчастьям, выкорчевывая крупицы правды, с трудом и муками добытыми для них дальновиднейшими из предков?..»
Еще до зари ушли за добычей охотники, с рассветом женщины и дети отправились пополнять запасы хвороста и сучьев, потому что ударивший мороз грозил продержаться довольно долго.
Оставшиеся в пещере подходили к яме, глядели сквозь решетку на свернувшегося калачиком Иосифа и проклинали его.
В полдень ученик колдуна, мужчина щуплый и мелкий, поднял решетку и, достав кляп, подал Иосифу воды.
Напившись, измученный Иосиф благодарно кивнул. Надежда все еще не оставляла его.
— Почему никто не хочет знать правду? — спросил он, видя, что поблизости нет других людей.
— Правда нужна людям, когда они осознают общие интересы, — ответил мужчина. — Если большинство думает только о себе, место правды заступают расчет и выгода. Подлый старейшина подкупил многих сородичей. Они забыли о своем долге — служить общине, а не человеку, закону, а не власти.
— Как самочувствие бедняги, которого один из ваших ударил камнем, чтобы предотвратить разоблачение старейшины?
— Он умер еще ночью, — тихо сказал ученик колдуна. — Его задушили.
— Значит, тебе известна правда?
— Мне — да. Но эта правда не нужна другим. Они не хотят ни ссор, ни выяснений. Они слишком устали от всей своей жизни, потому что еда и питье милее им чести и мужества.
— Старейшина хотел убить меня, чтобы завладеть моей одеждой. Подговоренные им люди должны были исполнить его волю, но один воспротивился…
— Жадные, себялюбивые типы заведут всех в бездну нескончаемых страданий, — сказал ученик колдуна. — Если не поставить предел жадности человека, пользующейся изворотливым умом, погибнут все. Не будет ни мира, ни счастья. Ни в душе человека, ни вне ее… Негодяи повсюду внушают, что повторение заповедей предков не изменяет жизни к лучшему. И люди соблазняются, если в них пробудилась жажда выгод. Ничтожные не знают, что желание лучшего отрицает хорошее… Совершенное — не значит «приятное для одного», это «полезное для всех»… Повторяются день и ночь, повторяются зима и лето — что здесь плохого? Если бы не было повторений, жизнь прекратила бы свое течение. И разве сами мы не повторяемся, требуя питья и пищи, сна и размышления о прекрасном?..
«Удивительный человек…»
— Ты все понимаешь, — сказал Иосиф, — помоги мне освободиться.
Человек пожал плечами.
— Не могу. Тут я бессилен.
— Вопиющее беззаконие — на глазах у всех?
— Вопиющие беззакония только и творятся на глазах у всех. Люди не подозревают, как они глупы, когда помышляют лишь о себе, и этим пользуются растлители обычаев.
Ученик колдуна сунул в рот Иосифу кляп, опустил решетку и ушел.
Спустя какое-то время решетку осветил факел — над ямой наклонилась девушка. Плоское лицо, широкий нос, маленькие, зоркие глаза.
— Меня зовут Ойва, — прошептала она, — я дочь старейшины. Я знаю, ты невиновен, чужеплеменник, и мне стыдно за отца. Но я боюсь сказать людям, что он грезит о власти вождя. Это ведь тоже преступление — поношение отца. Как ты считаешь? Эй, ответь мне!
Иосиф хотел показать знаками, что возмущен несправедливостью, но ему стало жаль девушку, решающую непростую нравственную задачу. Он передумал и кивнул согласно: да, мол, считаю так же, как и ты.
Девушка была потрясена — стояла не двигаясь. Конечно, втайне она ожидала именно такого ответа, но была убеждена, что получит совсем другой.
Тряхнув густыми темными волосами, она сказала:
— Ты справедлив. Теперь я знаю, что мне делать.
Она достала из-за пояса костяной нож и, держа его в зубах, стала поднимать решетку, но тут в пещеру вошел старейшина.
— Ойва, чего тебе там надо? — грубо закричал он. — Куда я велел идти?
Девушка повиновалась — ушла прочь.
В полдень, когда вернулись охотники, Иосифа вывели на мороз.
Был солнечный день. Люди — все босиком — сгрудились вокруг большого плоского камня, на который поднялся старейшина.
— Этот человек убил нашего брата. Как чужеплеменник он заслуживает смерти. Прежде чем все мы сойдемся на тризну, почтим память убитого сородича, я хотел бы получить от вас ответ на вопрос: следует ли убийцу утопить в проруби или сбросить со скалы?
— Сбросить! — прокричал из толпы голос, который хорошо помнил Иосиф. Он увидел, наконец, воочию этого негодяя, волосатого типа с низким лбом и расширяющимися книзу челюстями.
«Сбросить, сбросить со скалы!» — повторили люди.
Иосиф не терял надежды, верил, что оправдается, ведь все было несправедливо.
И в самом деле раздался голос: «Пусть скажет чужеземец!»
«Может быть, это Ойва?» — подумал Иосиф.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78