Так и обелиск, не дающий даже достаточно
тени, чтобы на минуту укрыть вас от зноя почти тропического солнца, не
служит ни к чему, но заставляет вас поднять взор к небу; так великий храм
христианского мира, когда в час сумерек вы блуждаете под его огромными
сводами, и глубокие тени уже наполнили весь неф, а стекла купола еще горят
последними лучами заходящего солнца, более удивляет вас, чем чарует своими
непостижимыми размерами; но эти размеры показывают вам, что человеческому
творению было дано однажды для прославления Бога возвыситься до величия
самой природы1. Наконец, когда теплым летним вечером, идя по долине Рейна,
вы приближаетесь к одному из этих старинных средневековых городов, смиренно
простершихся у подножья своего колоссального собора, и диск луны в тумане
реет над верхушкой гиганта, - зачем этот гигант перед вами? Но, может быть,
он навеет на вас какое-нибудь благочестивое и глубокое мечтание; может быть,
вы с новым пылом падете ниц перед Богом этой могучей поэзии; может быть,
наконец, светозарный луч, исходящий от вершины памятника, пронижет
окружающий вас мрак и, осветив внезапна путь, вами пройденный, изгладит
темный след былых ошибок и заблуждений! Вот почему стоит перед вами этот
гигант.
А после этого идите в Пестум и опять ждите впечатлений. Вот что с вами
случится: вся изнеженность, все соблазны языческого мира, приняв самые
обольстительные формы, внезапно встанут толпой вокруг вас и опутают вас
своей фантастической сетью; все воспоминания о ваших безумнейших утехах, о
самых пламенных ваших порывах проснутся в ваших чувствах, и тогда, забыв
ваши искреннейшие верования и задушевнейшие убеждения, вы вопреки
собственной воле будете всеми фибрами вашего земного существа поклоняться
тем нечистым силам, которым так долго в опьянении своего тела и души курил
фимиам человек. Ибо и прекраснейший из греческих храмов не говорит нам о
небе; приятное чувство, которое внушают нам его прекрасные пропорции, имеет
целью лишь заставить нас полнее вкушать земные наслаждения; храмы древних
представляли собой в сущности не что иное, как прекрасные жилища, которые
они строили для своих героев, ставших богами, тогда как наши церкви являются
настоящими религиозными памятниками. И потому лично я испытал, признаюсь, в
тысячу раз больше восторга у подножья Страсбургского собора, нежели пред
Пантеоном или даже внутри Колизея, этого внушительного свидетеля двух
величайших слав человечества: владычества Рима и рождения христианства.
Госпожа де Сталь сказала как-то о музыке, что она одна отличается прекрасной
бесполезностью и что именно поэтому она глубоко нас волнует2. Вот наша
мысль, выраженная на языке гения; мы только проследили в другой области тот
же принцип. В общем несомненно, что красота и добро исходят из одного
источника и подчиняются одному и тому же закону, что они являются таковыми
лишь в силу своей бескорыстности, что, наконец, история искусства - не что
иное, как символическая история человечества3.
1. ...как и во всем, выше сказанном, бесполезность есть безличность, и
именно потому добро и красота связываются и сливаются в самой абсолютной и
самой обширной идее нравственности4.
2. Нет иного права, кроме права давности5. В порядке нравственном, как и
в природе, не совершается ныне ничего такого, что не совершалось вчера.
Связь, соединяющая явления нравственного порядка, та же, какая соединяет
явления физические - непрерывность, преемственность6. Ничего нового,
никогда.
3. Есть ли это закон моего ума, или закон вселенной, я этого не знаю и
мне это не важно; я знаю только одно: что вне этого круга я ничего
представить себе не могу. Как могу я в эту минуту иметь право, которого не
имел в предшествующее мгновение? Я могу, конечно, приобрести новое право, но
речь идет не об этом праве, а о праве приобрести право, о праве первичном, о
праве, которое дает право.
4. Итак, метафизика права состоит не в том, чтобы доказать, кому
принадлежит то или иное право, но именно в том, чтобы показать, в чем
заключается то или иное право по самой природе вещей.
5. Если бы, например, родился человек с очевидным превосходством над
всеми себе подобными, это дало ему естественное право на превосходство. Но
так как все люди рождаются с одинаковыми способностями, то естественного
права не может быть ни для кого. Однако раз человек создан таковым, в
течение своей жизни он может приобрести истинное превосходство над другими
людьми, - право авторитета по необходимости пребывает в руках некоторых из
нас; создать его нельзя, все, что можно сделать - это засвидетельствовать
его. Но право это принадлежит не той личности, которая случайно им облечена;
оно заключается в подлинной мощи, которой обладает это лицо. Сомневаться в
этом праве - то же самое, что сомневаться в силе, которая придает тяжесть
телам, которая удерживает солнце, которая заставляет вращаться землю7.
6. Таково начало, на котором зиждется всякая власть в обществе, но оно,
конечно, вопреки обычному представлению, не в каком-то молчаливом или
определенно выраженном договоре, каковой, разумеется, мог быть заключен
только после того, как общество было вполне организовано8.
7. Владение вещественной собственностью также не имеет иного основания.
Что делает тот, кто оспаривает право собственности кого-либо, на что-либо?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28