ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
В адских глубинах он находит только ужасные смеси; в небесах
-- пустоту и астральных чудовищ, подобных чудовищам ада. Но на земле он
миротворец и путешественник, странствующий даже по поверхности вод. Он всегда и
всеми доступными ему способами поднимается или спускается к поверхности, приводя
с собой
179
ЛОГИКА СМЫСЛА
то адского или звездного пса, то адского или небесного змея. Речь идет уже не об
упавшем на дно Дионисе и не о поднявшемся ввысь .Аполлоне, речь -- о Геракле на
поверхности, ведущем сражение на два фронта -- как против глубины, так и против
высоты: полная переориентация мысли и новая география.
Иногда стоицизм рассматривают как отход от платонизма, как возврат к
досократикам, например -- к миру Гераклита. Но вернее было бы сказать о
переоценке стоиками всего досократического мира. Истолковывая этот мир как
физику смесей в глубине, киники и стоики отчасти отдают его во власть
всевозможных локальных беспорядков, примиряющихся только в Великой смеси, то
есть в единстве взаимосвязанных причин. Это мир ужаса и жестокости, инцеста и
антропофагии. Но можно, конечно, взглянуть на него и иначе: а именно, ^ точки
зрения того, что выбирается из гераклитовского мира на поверхность и обретает
совершенно новый статус. Это -- событие, по самой своей природе отличное от
причин-тел, Эон в его сущностном отличии от всепожирающего Хроноса. Параллельно
и платонизм претерпевает такую же полную переориентацию: он хотел бы закопать
досократический мир еще глубже, принизить его еще сильнее и раздавить всей
тяжестью своих высот. Но как мы видим, теперь он сам лишается своей высоты, а
Идея спускается обратно на поверхность как простой бестелесный эффект. Автономия
поверхности, независимой от глубины и высоты и им противостоящей; обнаружение
бестелесных событий, смыслов и эффектов, несводимых ни к глубинам тел, ни к
высоким Идеям, -- вот главные открытия стоиков, направленные как против
досократиков, так и против Платона. Все, что происходит, и все, что
высказывается, происходит и высказывается на поверхности. Поверхность столь же
мало исследована и познана, как глубина и высота, выступающие в качестве
нонсенса. Принципиальная граница сместилась. Она больше не проходит ни в высоте
-- между универсальным и частным; ни в глубине -- между субстанцией и
акциденцией. Может быть, именно Антисфена следует благодарить за новую
демаркационную линию, проведенную между вещами и предложениями самими по себе.
180
ТРИ ОБРАЗА ФИЛОСОФОВ
Граница пролегла между вещью как таковой, обозначенной предложением, и
выраженным в предложении, не существующим вне последнего. (Субстанция -- не
более чем вторичное определение вещи, а универсальное -- не более чем вторичное
определение выраженного в предложении).
Поверхность, занавес, ковер, мантия -- вот где обосновались и чем окружили себя
киники и стоики. Двойной смысл поверхности, неразрывность изнанки и лицевой
стороны сменяют высоту и глубину. За занавесом ничего нет, кроме безымянных
смесей. Нет ничего и над ковром, кроме пустого неба. Смысл появляется и
разыгрывается на поверхности -- по крайней мере, если мы умеем правильно
смешивать его -- где из пыли образуются буквы. Поверхность подобна запотевшему
стеклу, на котором можно писать пальцем. Философия бьющего посоха киников и
стоиков вытесняет философию ударов молота. Философ теперь не пещерное существо и
не платоновская душа-птица, а плоское животное поверхности -- клещ или блоха.
Философским символом становится, сменяя платоновские крылья и эмпедокловскую
сандалию, выворачивающийся плащ Антисфена и Диогена: посох и плащ, напоминающие
Геркулеса с его дубиной и львиной шкурой. Как назвать это новое философское
свершение, противостоящее сразу и платоновскому преображению, и низвержению
досократиков? Может быть, извращением, которое, по крайней мере, согласуется с
системой провокаций этого нового типа философа -- если верно, что извращение
предполагает особое искусство поверхностей.
Девятнадцатая серия: юмор
На первый взгляд может показаться, что язык не имеет достаточных оснований ни в
состояниях того, кто в нем выражает себя, ни в обозначаемых чувственных вещах,
ни даже в Идеях, дающих языку возможность нести как истину, так и ложь. И не
будь Идеи "именами-в-себе", осталось бы непонятным, каким чудом предложения
сопричастны Идеям в большей степени, чем тела -- которые сами говорят, или о
которых мы говорим. А с другой стороны, не могут ли тела служить лучшим
основанием языка? Когда звуки проникают в тела и становятся действиями и
страданиями смешанных тел, они -- всего лишь носители мучительного нонсенса.
Одна за другой обнаруживается несостоятельность платонического и
досократического, идеалистического и физического языков, а также маниакального
языка и языка шизофрении. В результате возникает безвыходная альтернатива: либо
ничего не говорить, либо поглощать, то есть съедать сказанные кем-то слова. Как
выразился Хрисипп: "Ты говоришь "телега". Стало быть, телега проходит через твой
рот". Даже если это Идея телеги, то легче от этого не становится.
Идеалистический язык состоит из гипостазированных значений. Но всякий раз, когда
нас спросят о таких, например, означаемых: "Что такое Красота, Справедливость,
Человек?" -- мы ответим, обозначая тело, указывая на объект, который можно
имитировать, или даже съесть, или, в крайнем случае, можно ответить ударом
посоха (посох -- инструмент всякого возможного обозначения).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268
-- пустоту и астральных чудовищ, подобных чудовищам ада. Но на земле он
миротворец и путешественник, странствующий даже по поверхности вод. Он всегда и
всеми доступными ему способами поднимается или спускается к поверхности, приводя
с собой
179
ЛОГИКА СМЫСЛА
то адского или звездного пса, то адского или небесного змея. Речь идет уже не об
упавшем на дно Дионисе и не о поднявшемся ввысь .Аполлоне, речь -- о Геракле на
поверхности, ведущем сражение на два фронта -- как против глубины, так и против
высоты: полная переориентация мысли и новая география.
Иногда стоицизм рассматривают как отход от платонизма, как возврат к
досократикам, например -- к миру Гераклита. Но вернее было бы сказать о
переоценке стоиками всего досократического мира. Истолковывая этот мир как
физику смесей в глубине, киники и стоики отчасти отдают его во власть
всевозможных локальных беспорядков, примиряющихся только в Великой смеси, то
есть в единстве взаимосвязанных причин. Это мир ужаса и жестокости, инцеста и
антропофагии. Но можно, конечно, взглянуть на него и иначе: а именно, ^ точки
зрения того, что выбирается из гераклитовского мира на поверхность и обретает
совершенно новый статус. Это -- событие, по самой своей природе отличное от
причин-тел, Эон в его сущностном отличии от всепожирающего Хроноса. Параллельно
и платонизм претерпевает такую же полную переориентацию: он хотел бы закопать
досократический мир еще глубже, принизить его еще сильнее и раздавить всей
тяжестью своих высот. Но как мы видим, теперь он сам лишается своей высоты, а
Идея спускается обратно на поверхность как простой бестелесный эффект. Автономия
поверхности, независимой от глубины и высоты и им противостоящей; обнаружение
бестелесных событий, смыслов и эффектов, несводимых ни к глубинам тел, ни к
высоким Идеям, -- вот главные открытия стоиков, направленные как против
досократиков, так и против Платона. Все, что происходит, и все, что
высказывается, происходит и высказывается на поверхности. Поверхность столь же
мало исследована и познана, как глубина и высота, выступающие в качестве
нонсенса. Принципиальная граница сместилась. Она больше не проходит ни в высоте
-- между универсальным и частным; ни в глубине -- между субстанцией и
акциденцией. Может быть, именно Антисфена следует благодарить за новую
демаркационную линию, проведенную между вещами и предложениями самими по себе.
180
ТРИ ОБРАЗА ФИЛОСОФОВ
Граница пролегла между вещью как таковой, обозначенной предложением, и
выраженным в предложении, не существующим вне последнего. (Субстанция -- не
более чем вторичное определение вещи, а универсальное -- не более чем вторичное
определение выраженного в предложении).
Поверхность, занавес, ковер, мантия -- вот где обосновались и чем окружили себя
киники и стоики. Двойной смысл поверхности, неразрывность изнанки и лицевой
стороны сменяют высоту и глубину. За занавесом ничего нет, кроме безымянных
смесей. Нет ничего и над ковром, кроме пустого неба. Смысл появляется и
разыгрывается на поверхности -- по крайней мере, если мы умеем правильно
смешивать его -- где из пыли образуются буквы. Поверхность подобна запотевшему
стеклу, на котором можно писать пальцем. Философия бьющего посоха киников и
стоиков вытесняет философию ударов молота. Философ теперь не пещерное существо и
не платоновская душа-птица, а плоское животное поверхности -- клещ или блоха.
Философским символом становится, сменяя платоновские крылья и эмпедокловскую
сандалию, выворачивающийся плащ Антисфена и Диогена: посох и плащ, напоминающие
Геркулеса с его дубиной и львиной шкурой. Как назвать это новое философское
свершение, противостоящее сразу и платоновскому преображению, и низвержению
досократиков? Может быть, извращением, которое, по крайней мере, согласуется с
системой провокаций этого нового типа философа -- если верно, что извращение
предполагает особое искусство поверхностей.
Девятнадцатая серия: юмор
На первый взгляд может показаться, что язык не имеет достаточных оснований ни в
состояниях того, кто в нем выражает себя, ни в обозначаемых чувственных вещах,
ни даже в Идеях, дающих языку возможность нести как истину, так и ложь. И не
будь Идеи "именами-в-себе", осталось бы непонятным, каким чудом предложения
сопричастны Идеям в большей степени, чем тела -- которые сами говорят, или о
которых мы говорим. А с другой стороны, не могут ли тела служить лучшим
основанием языка? Когда звуки проникают в тела и становятся действиями и
страданиями смешанных тел, они -- всего лишь носители мучительного нонсенса.
Одна за другой обнаруживается несостоятельность платонического и
досократического, идеалистического и физического языков, а также маниакального
языка и языка шизофрении. В результате возникает безвыходная альтернатива: либо
ничего не говорить, либо поглощать, то есть съедать сказанные кем-то слова. Как
выразился Хрисипп: "Ты говоришь "телега". Стало быть, телега проходит через твой
рот". Даже если это Идея телеги, то легче от этого не становится.
Идеалистический язык состоит из гипостазированных значений. Но всякий раз, когда
нас спросят о таких, например, означаемых: "Что такое Красота, Справедливость,
Человек?" -- мы ответим, обозначая тело, указывая на объект, который можно
имитировать, или даже съесть, или, в крайнем случае, можно ответить ударом
посоха (посох -- инструмент всякого возможного обозначения).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268