.. Она терлась об меня, как сучка во время течки.— Отстань, — сказал я.— Поехали.Она влезла в машину, не отпуская моей руки. От нее разило виски и духами, но мне ее уже почти хотелось. Совсем захотелось, когда она опрокинулась на сиденье и одним жестом оторвала подол своего платья. В проволоке и набивке на грудях она отнюдь не нуждалась.— Постои, — сказал я. — Давай отыщем местечко поспокойней.— Иди сюда… Сейчас иди. Я больше не могу ждать.— Пять минут подождешь.Она засмеялась легким низким смехом, столь возбуждающим, что мои руки дрожали, когда я открывал переднюю дверцу… Я выжал газ и мы домчались до Центрального парка. Так было проще всего. Мы даже не захлопнули дверцу, когда вылезли из колымаги. Я овладел ею на земле в первом же попавшемся темном уголке.Было не слишком жарко, но мы настолько прижимались друг к другу, что я видел, как ее кожа дымится в холодном воздухе. Ее ногти впивались мне в спину сквозь сукно пиджака. Она совсем не предохранялась. Мне это нравилось. III На этом дело и кончилось в тот вечер. Я вернулся к Нику на тачке того типа. Он все еще дрых, а девка тоже на ногах не держалась. От меня несло виски и бабой. Я оставил их перед дверью и поднялся наверх, для очистки совести. Все спокойно. Я спустился вниз. Там уже никого не было. Можно отправляться спать.Джим зевал, натягивая пиджак.— Неслабый вечерок, — сказал я.— Ничего особенного, — подвел итог Джим.— Ничего, — повторил я.Ничего. Ничего, если не считать, что сегодня исполнилось как раз пять лет. Пять лет, как никто меня не расколол. Пять лет, как я бью им морду и трахаю их баб. Я машинально ударил кулаком в стену. Но удар получился сильный и я, чертыхаясь, затряс рукой. Они одержали верх.Я был больше белый, чем они, потому что теперь мне нравилось быть белым. Хотя, в общем-то, что такого?Плевать мне на все это. Просто плевать. Не так уж плохо быть белым. Иметь белую женщину в своей постели. Белого ребенка, который преуспеет в жизни.Чего это Джим продолжает зевать?— Спокойной ночи…— сказал я ему.Я толкнул дверь, потянулся и вышел. Станция метро была недалеко.Жена тоже была недалеко. Побаливала поясница… Ее ногти в моей спине… Нет, я был еще в форме.Весной, в Нью-Йорке — как нигде.Метро. Четверть часа. Опять люди. Моя улица. Мой дом. Тихий и спокойный. Запах виски висит там на вешалке вместе с моим смокингом. Но на моих руках еще остался запах женщины. Запах дочери голубоглазого ирландца. Я поднялся на три этажа, не поднимая шума. Как всегда одним махом. Я был в полной спортивной форме. Ключи звякали в кармане. Три моих ключа. Нужный я распознал по толщине. Вот этот.Дверь открылась… Сама собой,Я закрыл толстую дверь и, не зажигая света, направился на ощупь в ванную. А потом я споткнулся в темноте о растянувшееся тело и упал. Прямо на него.Я высвободился в одну секунду и бросился к выключателю. Вспыхнул свет. Я застыл на месте, как приклеенный. Он и не проснулся, но стал храпеть. Пьяный, вне всякого сомнения. Грязный черномазый. Ричард. Он был в перепачканном костюме и исхудавший. Я чувствовал его запах оттуда, где стоял. Сердце неравномерно билось в груди, прыгало, как затравленный зверь, и я не смел сделать ни шагу, не решался приблизиться. Я не смел пойти выяснить, знает ли уже Шейла правду. За мной был шкаф. Я открыл его, не сводя глаз с Ричарда, и ощупью ухватил бутылку ирландского виски. Я выпил… четыре, пять глотков. Ричард валялся передо мной, а из спальни не доносилось никакого шума, хотя дверь была закрыта. Все было мертво, все спало вокруг меня, Я посмотрел на свои руки. Потрогал лицо. Посмотрел на Ричарда и засмеялся, потому что это был мой брат, и он разыскал меня. Он зашевелился, и я подошел к нему. Я поднял его одной рукой. Он еще наполовину спал, и я его встряхнул как следует.— Проснись, скотина.— Что такое? — сказал он. Он раскрыл глаза и увидел меня. Его лицо сохраняло прежнее выражение.— Какого черта тебе здесь понадобилось?— Я нашел тебя. Дан. Видишь, я тебя нашел. Господу было угодно, чтобы я тебя нашел.— Где Шейла?— Кто такая Шейла? — спросил он.— Кто тебе открыл?— Я вошел… никого не было.Я бросил его и побежал в спальню. На комоде, на обычном месте, лежала записка от Шейлы: «Мы с беби у мамы. Целую».Пришлось уцепиться за комод. С головой еще было куда ни шло, а ноги совсем не держали. Я медленно вернулся в прихожую.— Убирайся отсюда!— Но, Дан…— Давай, проваливай. Вали отсюда. Я тебя знать не знаю.— Но, Дан, Господь дал мне найти тебя.— Вали отсюда, тебе сказано!— Я совсем без денег.— На, возьми.Я порылся в кармане и протянул ему десятидолларовую бумажку. Он посмотрел на нее, пощупал, засунул в карман и сразу же утратил свой дурацкий вид.— Знаешь, что неграм не очень-то рекомендуется приходить к белым?— Я твой брат, Дан. У меня и бумаги есть. Тут я на него мгновенно кинулся. Я схватил егоза шкирку и стал сквозь зубы выплевывать угрозыи проклятия.— Бумаги, говоришь? Какие еще бумаги? Сволочь!..— Я ношу ту же фамилию, что и ты, Дан. Господь сказал, что нельзя отрекаться от отца с матерью.Мне лишь одно оставалось, это я и сделал. Мой кулак сжался и расплющил его нижнюю губу. Я почувствовал, как крошатся его зубы, и волна стыда нахлынула на меня, А Ричард и глазом не моргнул. Его глаза уставились на меня, и я увидел в них… Нет, что я, с ума сошел? В глазах никогда ничего увидеть нельзя. Я попытался образумить себя. Попытался, но безуспешно. А Ричард молчал и смотрел на меня, и мне стало страшно.— Где ты работаешь. Дан?Разбитая губа исказила его голос, а по подбородку стекала струйка крови. Он стер ее тыльной стороной руки.— Убирайся отсюда, Ричард. И, если жизнь дорога, чтобы больше твоей ноги здесь не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26