«Дункан» неуклонно и безошибочно шел этими капризными извилинами, смешивая столбы дыма из своих труб с туманом, сквозь который порой проглядывали скалы. Не замедляя хода, яхта прошла мимо нескольких испанских факторий, обосновавшихся на этих безлюдных берегах. Затем пролив снова расширяется. «Дункан», обойдя крутые берега островов Нарборо, приблизился к южному побережью. Наконец, через тридцать шесть часов после входа в пролив, на «Дункане» увидели скалу мыса Пилар на самой окраине острова Десоласьон. Огромное, просторное, сверкающее море простиралось перед форштевнем «Дункана». И Жак Паганель, приветствуя море восторженным жестом, был взволнован не менее, чем сам Магеллан, когда его корабль «Тринидад» накренился под ветром Тихого океана.

Глава X
ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ

Через неделю после того, как «Дункан» обогнул мыс Пилар, он на всех парах вошел в бухту Талькауано – великолепную гавань длиной в двенадцать и шириной в девять миль. Погода была прекрасная. В этом краю с ноября по март на небе не видно ни одной тучки, и вдоль берегов, защищенных Кордильерами, неизменно дует южный ветер. По приказанию лорда Гленарвана Джон Манглс вел яхту вблизи берегов архипелага Чилоэ и других бесчисленных осколков этой части Американского материка. Здесь какойнибудь обломок, сломанная мачта, кусок дерева, обработанный человеческой рукой, могли навести «Дункан» на след крушения «Британии». Но ничего такого не было видно. Яхта продолжала свой путь и, наконец, через сорок два дня после того, как покинула туманные воды ФёртофКлайд, бросила якорь в порту Талькауано.
Тотчас же Гленарван велел спустить на воду шлюпку, сел в нее вместе с Паганелем, и вскоре они высадились на берег у бревенчатого мола. Ученыйгеограф хотел было применить на практике свой испанский язык, над изучением которого он так добросовестно потрудился, но, к его крайнему удивлению, туземцы его не понимали.
– Очевидно, у меня плохое произношение, – сказал он.
– Отправимся в таможню, – сказал Гленарван.
В таможне с помощью нескольких английских слов и вы разительных жестов ему дали понять, что английский консул живет в Консепсьоне, на расстоянии часа езды. Гленарван легко нашел двух хороших верховых лошадей, и вскоре они с Паганелем уже въезжали в этот большой город, обязанный своим существованием предприимчивому Вальдивия, спутнику братьев Писарро.
Но в какой упадок пришел некогда великолепный город! Подвергающийся набегам индейцев, пострадавший от пожара в 1819 году, со стенами, еще черными от огня, опустошенный, разоренный, он насчитывал теперь едва восемь тысяч жителей, уступая по значению соседнему городу – Талькауано. Жители Консепсьона были до того ленивы, что улицы его зарастали травой, как луга. Никакой торговли, никакой деятельности, никаких дел. С каждого балкона неслись звуки мандолины, а изза решетчатых ставен слышалось томное пение. Консепсьон, бывший когдато городом мужчин, стал селением женщин и детей.
Гленарван не выказал большого желания углубляться в причины такого упадка, хотя Паганель и порывался заговорить на эту тему. Не теряя ни минуты, Гленарван отправился к консулу ее величества британской королевы Дж. Р. Бентоку, эсквайру, который принял его очень учтиво и, узнав историю капитана Гранта, взялся навести справки по всему побережью.
Консул Бенток ничего не знал относительно того, было ли выброшено у тридцать седьмой параллели, на чилийском или арауканском побережье, трехмачтовое судно «Британия». Ни каких подобных сведений не поступило ни к нему, ни к его коллегам, консулам других стран. Гленарвана это, однако, не обескуражило. Он вернулся в Талькауано и, не жалея ни хлопот, ни денег, разослал по всему побережью людей на разведку. Тщетно: самые подробные опросы прибрежного населения ничего не дали. Из этого следовало, что после крушения «Британии» от нее не осталось никаких следов.
Гленарван уведомил своих спутников о безрезультатности предпринятых им розысков. Мери Грант и ее брат не смогли скрыть горя. Прошло уже шесть дней со времени прибытия «Дункана» в Талькауано. Его пассажиры собрались на юте. Леди Элен старалась утешить – конечно, не словами (что могла она сказать!), а ласками – детей капитана. Жак Паганель снова взялся за документ: он с глубочайшим вниманием рассматривал его, словно стремясь выпытать у него нечто новое. Уже целый час географ разглядывал документ, когда Гленарван вдруг обратился к нему:
– Паганель! Я полагаюсь на вашу проницательность. Не ошибочно ли наше толкование этого документа? Логичны ли дополненные нами слова?
Паганель ничего не ответил: он размышлял.
– Быть может, мы неверно определили предположительное место катастрофы? – продолжал Гленарван. – Разве слово
«Патагония» не бросается в глаза даже самому недогадливому человеку?
Паганель продолжал молчать.
– Наконец, слово «индеец» не говорит ли за то, что мы правы? – прибавил Гленарван.
– Несомненно, – отозвался МакНаббс.
– А если так, разве не очевидно, что потерпевшим крушение в ту минуту, когда они писали эти строки, грозила опасность попасть в плен к индейцам?..
– Тут я остановлю вас, дорогой Гленарван, – заговорил наконец Паганель. – Если ваши первые выводы верны, то последний, во всяком случае, мне не кажется правильным.
– Что вы хотите сказать? – спросила леди Элен. Все взоры устремились на географа.
– Я хочу сказать, что капитан Грант в настоящее время в плену у индейцев, – раздельно произнес Паганель, – и добавлю, что документ не оставляет никаких сомнений на этот счет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31