Он уже дважды это проделывал, один раз чтобы присутствовать на финальных кубковых играх, другой — чтобы отправиться на поиски клада на островах Карибского моря, и я что-то не помню, чтобы тетя Агата в том или другом случае держалась как потрясенная горем мать. Шесть горячих по заслуженной точке, он сам мне признался. То же самое, я думаю, произойдет и теперь, так что, если юный Тос возьмется за дело бескорыстно, я все же суну ему вдобавок эту пятерку в качестве процента.
— Будет очень благородно с твоей стороны.
— Что такое деньги, если посмотреть здраво? С собой их все равно не возьмешь.
— Здравая мысль.
— Но как поведет себя Тараторка, когда он неожиданно свалится ей на голову?
— Об этом мы уже уговорились. Я встретил ее в деревне и предупредил.
— И она одобрила?
— От всего сердца. Тараторка всегда одобрит, если затевается что-нибудь, от чего может что-нибудь произойти.
— Замечательная она девушка.
— Да, такого характера поискать. Кстати, я понял из нашего разговора, что ты уже сказал своевременное словцо?
— Сказал. По-моему, оно ее ободрило.
— Мне тоже так показалось. Удивительно, что она нашла в этом Эсмонде Хаддоке? Я, правда, видел его только с почтительного расстояния, но, на мой взгляд, он для нее чересчур чопорный.
— Он не чопорный. Ты бы посмотрел, как он непринужденно держится за портвейном.
— Наверно, ты прав. И вообще, с любовью не поспоришь. Уйма народу, я думаю, разинули бы рот от изумления, если бы узнали, что Гертруда, дай ей Бог здоровья, любит меня. И однако же — вот, любит. А посмотри на бедняжку Куини. В отчаянии из-за утраты деревенского блюстителя порядка, с которым я бы в одну канаву не согласился свалиться. И кстати о Куини, я думал свозить ее сегодня после обеда в кино в Бейсингсток, если ты одолжишь мне свой автомобиль.
— Ради Бога. Думаешь, это ее немного развеселит?
— Не исключено. А я бы хотел, если это возможно, пролить бальзам в ее страждущую душу. Удивительно, когда ты влюблен, то жаждешь облагодетельствовать всех и каждого. Меня теперь так и распирает кипучая доброжелательность, совсем как в книжках у Диккенса. Я чуть было не купил в Лондоне тебе галстук. Черт! Кто там еще?
В дверь постучали.
— Войдите, — позвал я. А Китекэт подскочил к шкафу и возвратился обратно, весь обвешанный брюками и прочим. Принял профессиональный вид.
Через порог переступил Силверсмит. В облике этого величавого деятеля всегда просматривается какое-то сходство с послом иностранной державы, явившимся вручить важные государственные грамоты царствующей особе, в данном же случае это сходство еще усилилось благодаря подносу с телеграммами, который он держал перед своим объемистым брюхом. Я взял телеграммы, и Силверсмит переступил порог в обратном направлении.
Китекэт снова запихнул брюки в шкаф. Он слегка дрожал.
— Как на тебя действует этот тип, Берти? — спросил он вполголоса, как под сводами собора. — Меня он парализует. Не знаю, знаком ли ты с творчеством Джозефа Конрада, у него в книжке, «Лорд Джим» называется, про одного человека говорится: «Будь вы хоть императором Востока и Запада, в его присутствии вы все равно ощутили бы свое ничтожество». Вот и с Силверсмитом так. Я при нем жутко робею. Моя бессмертная душа съеживается под его взглядом до размеров сухой горошины. Ну вылитый актер старой закалки, из тех, что наводили на меня ужас, когда я только ступил на театральные подмостки. Ладно. Распечатывай.
— Что? Телеграммы?
— А ты думал, я о чем?
— Но они на имя Гасси.
— Понятно, что на имя Гасси. Но предназначены тебе.
— Это еще неизвестно.
— Естественно, тебе. Одна, наверно, от Дживса с сообщением об успехе предприятия.
— Да, но вторая-то? Это может быть на фунт нежностей от Мадлен лично ему.
— Оставь, пожалуйста.
Но я был тверд.
— Нет, Китекэт, кодекс чести Вустеров не позволяет мне это сделать. Кодекс Вустеров строже, чем кодекс Китекэтов. Вустер никогда не распечатывает телеграммы, адресованные другому, пусть даже в данную минуту он сам и есть этот другой, если я понятно выражаюсь. Я должен вручить их Гасси.
— Ну, хорошо, раз ты так к этому относишься. А я пошел, надо пролить немного солнечного света в жизнь Куини.
Он рванул вон из комнаты, а я сел и продолжал хранить твердость. Часы показывали три сорок пять. Я непоколебимо хранил ее примерно до без пяти четыре. С кодексом Вустеров трудность состоит в том, что, когда начнешь его анализировать, имея перед собой две телеграммы, одна из которых почти наверняка содержит жизненно важные сведения, задаешься вопросом, так ли уж он, в конце концов, хорош, этот кодекс? Закрадывается сомнение, а вдруг — как знать? — вдруг Вустеры — просто ослы, раз позволяют собою командовать такому кодексу. К четырем я уже был не так тверд, как поначалу. В десять минут пятого у меня уже ощутимо чесались пальцы.
Было ровно четыре пятнадцать, когда я открыл первую телеграмму. Как и предвидел Китекэт, это оказалось сообщение от Дживса, сформулированное со всей конспиративной осмотрительностью, отправленное из Брамли-он-Си и подписанное: «Склады Боджера». В нем завуалировано докладывалось, что дело устроилось ко всеобщему удовлетворению согласно плану. Товар в пути и будет доставлен в товарном вагоне до наступления ночи. Отлично.
Я поднес к телеграмме горящую спичку и обратил ее в пепел, осторожность никогда не помешает, но и после этого с недоумением заметил, рассматривая вторую телеграмму, что пальцы у меня все еще чешутся. Я взял ее и задумчиво подержал в руках.
Догадываюсь, что вы на это скажете. Вы скажете, что, вскрыв и изучив первую телеграмму, я мог преспокойно отложить и не вскрывать вторую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73