– Как мило, что ты так внимателен, дорогой. Дорогой, я ужасно встревожена». – «Моя дорогая», – скажет он…
В этом месте тетя Далия меня прервала, заметив, что, судя по их диалогу, эти самые Траверсы – пара сюсюкающих кретинов. Она пожелала узнать, когда я перейду к делу.
Я только посмотрел на нее и продолжал:
– «Моя дорогая, – нежно скажет он, – могу ли я чем-нибудь помочь?» Вы ответите, что да, конечно, а именно – пусть он возьмет чековую книжку и начнет писать.
Говоря это, я внимательно наблюдал за тетушкой и, к своему большому удовольствию, вдруг обнаружил, что она смотрит на меня с уважением.
– Берти, это просто гениально.
– Я же говорю, не у одного только Дживса голова на плечах.
– Думаю, номер пройдет.
– Еще как пройдет. Я и Таппи его рекомендовал.
– Глоссопу?
– Ну да, чтобы разжалобить Анджелу.
– Потрясающе!
– А также Гасси Финк-Ноттлу, чтобы произвести впечатление на Бассет.
– Ну и ну! Ты, я смотрю, хорошо поработал.
– Стараюсь, тетя Далия, стараюсь.
– Ты совсем не такой балда, как я думала.
– Это когда же вы думали, что я балда?
– Ну, прошлым летом, например. Правда, не помню, почему именно. Берти, твой план – просто блеск. Сдается мне, без Дживса тут не обошлось.
– Как раз напротив. Дживс здесь вообще ни при чем. Ваши подозрения просто оскорбительны.
– Ладно, ладно, успокойся. Да, думаю, все получится. В конце концов, Том мне предан.
– Еще бы.
– Решено.
Тут подоспели остальные чада и домочадцы, и мы направились в столовую.
При сложившихся в Бринкли-Корте обстоятельствах – имеется в виду, что это благословенное место было выше ватерлинии нагружено разбитыми сердцами и страждущими душами, – я не ожидал, что вечерняя трапеза будет искриться весельем. Так оно и случилось. За столом царило мрачное молчание, ну прямо рождественский обед на Дьявольском острове.
Я едва дождался, когда он кончится.
Поскольку напасти, обрушившиеся на тетю Далию, увенчались еще и необходимостью держаться подальше от обеденного стола, моя дорогая родственница совсем утратила свойственную ей живость и блестящее остроумие. Дядюшка Том и всегда смахивал на птеродактиля, снедаемого тайной печалью, теперь же он окончательно впал в черную меланхолию, ибо понес убыток, исчисляемый пятьюдесятью соверенами, и с минуты на минуту ожидал гибели цивилизации. Девица Бассет молча крошила хлеб. Анджела походила на мраморное изваяние. У Таппи был вид преступника перед казнью, который добровольно отказывается от положенного в таких случаях обильного завтрака.
Что до Гасси Финк-Ноттла, то, глядя на него, даже искушенный в своем деле гробовщик наверняка бы обманулся и принялся его бальзамировать.
Гасси я видел впервые с тех пор, как мы расстались у меня дома, и, должен признаться, его поведение крайне меня разочаровало. Я ожидал, что в Бринкли-Корте этот придурок хоть немного оживится.
Во время нашей последней встречи у меня дома Гасси, если вы помните, клятвенно заверял, что его может расшевелить только сельская обстановка. Однако я не заметил ни малейших признаков того, что он собирается выйти из спячки. Всем своим видом он по-прежнему напоминал ту самую кошку, которая так долго не могла на что-то там осмелиться, что даже вошла в пословицу . Поэтому, сразу решил я, как только улизну из этой покойницкой, отведу олуха Гасси в сторонку и постараюсь вселить в него боевой дух.
Если кто-то нуждался в призывном звуке горна, так это Финк-Ноттл.
Однако во время исхода участников похоронной трапезы из столовой я потерял его из виду и не смог тотчас броситься на поиски, так как тетя Далия усадила меня играть в триктрак. И только когда вошел дворецкий и сообщил тетушке, что с ней хотел бы поговорить Анатоль, мне удалось дать деру. Минут десять спустя я убедился, что в доме и не пахнет Финк-Ноттлом, забросил сети в саду и вскоре выловил этого дуралея в розарии.
Он стоял и с отсутствующим видом нюхал розу, но, увидев меня, отпрянул от цветка.
– Салют, Гасси.
Я приветливо просиял, я всегда приветливо сияю, когда встречаю старого друга. Однако он, вместо того чтобы приветливо просиять мне в ответ, бросил на меня неприязненный взгляд. Я был озадачен. Казалось, он совсем не рад Бертраму. Постояв еще с минуту и по-прежнему не сводя с меня неприязненного взгляда, он заговорил.
– Только тебя здесь не хватало! – процедил он.
Когда человек цедит слова сквозь зубы, это верный признак отсутствия с его стороны дружеского расположения. Тут я почувствовал, что совсем сбит с толку.
– В каком смысле меня здесь не хватало?
– Нравится мне эта наглость. Прискакать ко мне со своим: «Салют, Гасси». Очень нужен мне твой «салют», Вустер. И нечего таращить на меня глаза. Ты прекрасно понимаешь, о чем речь. О вручении призов, будь оно трижды проклято! Какова подлость, спихнуть это на меня. Скажу тебе прямо, без обиняков – ты поступил трусливо и нечестно.
Хотя, как я уже упоминал, по дороге в Бринкли мои умственные усилия сосредоточивались главным образом на деле Анджелы – Таппи, я не упускал из виду, что мне предстоит объяснение с Гасси. Более того, я предвидел, что, когда мы встретимся, могут возникнуть временные недоразумения, а Бертрам Вустер любит вступать в неприятные объяснения во всеоружии.
Поэтому теперь я мог ответить на упреки Гасси смело и обезоруживающе искренне. Правда, неожиданное вступление темы вручения призов застало меня врасплох, ибо под давлением недавних событий эта тема, само собой, отошла у меня на задний план; однако я быстро нашелся и, как уже упомянул, отвечал Гасси смело и обезоруживающе искренне.
– Послушай, старик, – сказал я, – я-то думал, ты понимаешь, что вручение призов – главная составная часть моего плана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71