Министр, конечно, уволил свою прекрасную референтшу. Причин, естественно, не объяснил. Сказал, вероятно, ей: «Мы в Ваших услугах больше не нуждаемся».
Увольнение, переживания, слезы. Еще бы! Вчера была на вершине, а сегодня шлепнулась в болото, из которого даже неба не видно.
Владимир Фомич представлял себе, как прекрасная девушка лежит, уткнувшись в подушку, и молчит, потому что сил у нее нет не только разговаривать, но и думать о своей несчастной судьбе. Не знает, дурочка, что скоро позвонит добрый дядя и скажет: «А не хотите ли поработать на меня. В должности… э-э… Какая Вам должность нужна для полного самовыражения?».
Высоковский думал о том, как ласково будет звучать его голос, а красавица задохнется от счастья, потому что фамилия доброго волшебника известна всей стране и не всякий отставной министр может попасть на работу в его империю. Нет, Владимир Фомич не торопился, хотя хотелось каждую секунду услышать чудный голос, который скажет ему:
– Владимир Фомич, я согласна на все. Спасибо Вам!
Но пришлось ждать несколько дней. И каждый был, как вечность. Раздражало все, что окружало: загородный дом, сосны вокруг него, снующие по дорожкам белки, бронированный лимузин и даже Витька Подрезов, молчаливо сидящий за рулем. Но хоть рта не открывает, не вспоминает старое, не просит ничего. Как-то, когда ожидание стало уже невозможно переносить, когда «мерседес» выезжал за металлическую ограду, чтобы домчать Высоковского на очередную важную встречу, Владимир Фомич, глядя в затылок бывшему Другу, произнес:
– А ну их, эти дела. Давай-ка, Витюша, лучше в баньку сходим.
Машина задним ходом вкатила в поместье, потом развернулась на месте и покатила к бревенчатому домику бани. Петр с парой охранников уже мчались растапливать печь и камин, накрывать на стол, а великий человек неожиданно для самого себя горестно вздохнул и тут же сказал водителю:
– До чего тошно жить на свете, когда тебе все завидуют.
Перед тем как прыгнуть в бассейн, Высоковский посмотрел на приятеля, поморщился при виде трех страшных шрамов, проходящих от плеч до самого живота, словно кто-то пытался ножом разрезать на куски тело Виктора. Интересоваться их происхождением он не стал, кивнул только на ожерелье – подделку под африканские ритуальные украшения – на кожаном шнурке муляжные когти льва:
– Это-то зачем тебе?
Подрезов пожал плечами и ответил:
– Жена на меня надела при расставании.
– Татьяна, что ли? – равнодушно спросил Владимир Фомич. Потом, не дожидаясь ответа, зажал пальцами нос и смело нырнул в неглубокий бассейн ногами вперед.
Некоторое время друзья посидели в сауне, снова поплескались в бассейне, затем отправились в парную, где в воздухе висели пары кваса и запах эвкалиптовых листьев.
Высоковский разлегся на пол оке, и главный охранник осторожно охаживал его березовым веником. Виктор забрался на самый верх, туда, где горячий воздух обжигает легкие, и тогда Владимир Фомич сказал Петру:
– Зови Мамаева и Ахметова, пусть и водителя попарят, как следует.
Оба парня старались вовсю, они с размаху хлестали тело Подрезова вениками до тех пор, пока оно не стало рубиново-красным, но устали сами; задохнувшись, ушли в душевую.
А Виктор, оставшись в парной в одиночестве, перевернулся на спину и выдохнул:
– Ки а лейбуха, ребятки!
Время летит быстрее, когда оно заполнено работой. И потому, выйдя из бани, Высоковский отправился в кабинет. Набрал номер большого начальника, и они часок потрепались о насущных проблемах города. После чего захотелось посмотреть какой-нибудь фильм с участием той самой итальянской актрисы, фамилию которой он уже несколько дней не мог вспомнить.
Владимир Фомич даже позвал Петра, но когда тот с трудом протиснулся в дверь, сказал ему только:
– Петруша, принеси мне поклевать что-нибудь, а то до ужина не доживу.
И потом уже в спину главного охранника крикнул:
– И передай, чтобы меня соединили с домашним номером этой референтши.
Сначала ему принесли лобстеров. Потом китайских улиток в чесночном соусе. И Владимир Фомич, потыкав их вилкой, поморщился: подсовывают черт-те что!
Наконец подали толстокожий голландский красный перец, фаршированный черной икрой, филе индейки с трюфелями, жареную корюшку, рюмку кристально чистой водочки и один-единственный белый груздец для занюха и маленького укуса! Сказка! Можно укусить еще раз, хлопнуть еще одну рюмашку, хрумкнуть корюшку, затем индюшку, и трюфели разжевать и перебросить от щеки к щеке, потом… Нет! Вначале надо понюхать икорки – тысячи нерожденных осетров сейчас будут проглочены – ап! Нет, вначале проходит улиточка, пахнущая чесночком: она тает во рту, и жизнь кажется лучше, чем она есть на самом деле. Потом еще рюмочка нашей родной и только после этого икорочка. Ласковая, она проходит так легко, что хочется сказать большой привет своей жизни – той, когда не было ни икры, ни мечты о счастье. Том самом счастье, которое…
И тут звякнул звонок.
– Владимир Фомич, Вы заказывали Елену Павловну.
Кто такая? Какая Елена Пав…? Дурацкая баня, дурацкий Подрезов, дурацкая икра, не говоря уже об охлажденной водке…
– Я слушаю, – донесся из трубки волшебный голос.
И Высоковский вспотел. Причем мгновенно и основательно. Он открыл рот, но мыслей от этого не прибавилось. Референтша! Он взял себя в руки, пальцами поднял улиточку, положил в рот и, прожевывая ее, сказал:
– Это – Высоковский. Помните такого? Мы в Петербурге встречались. У меня случайно освободилось место… коммерч… Финансового директора. Нет, ну Вы вспомните: кто я такой!
И девушка на другом конце провода вздохнула:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97