Поездки за рубеж – не в счет. К испанской вилле он так и не смог привыкнуть: там было скучно и одиноко, зимний домик в Швейцарских Альпах куплен был ради престижа и для того, чтобы привозить туда высокопоставленных любителей горнолыжного спорта. Гости, накатавшись по скрипучему снегу, возвращались, залезали в бассейн с водой, разогретой до температуры человеческого тела, а потом за дело брались молоденькие тайские массажистки, которых Высоковскому присылали прямо из Бангкока. В Швейцарии легко подписывались контракты, взятки брали даже те гости, которые не понимали, за что им предлагают деньги, – ведь от них все равно ничего не зависит, и тут же они звонили в Москву и приказывали кому-то: «Переведи-ка все наши счета в „Лидер-банк“». Или – «Закупить для всех школ губернии компьютеры марки „Лидер“».
По вечерам Владимир Фомич садился в кресло на большом балконе, его всего заворачивали в плед, и он смотрел, как между далекими заснеженными вершинами опускается в мутную морозную синеву ослепительно-оранжевый диск солнца. Но это длилось недолго, небо еще подсвечивалось снизу, а Высоковский возвращался в дом. Тайки помогали ему раздеться, он ложился в разогретую теплым воздухом фена постель, и почти сразу появлялась Габи – светловолосая швейцарская немочка, одной из обязанностей которой было следить за содержанием дома и управлять прислугой.
– Was wollen Sie? – спрашивала она.
А что хотел бы Владимир Фомич? Только одного – любви. Но не той, что дарила ему высокая молодая немка, – стерильно темпераментной, а настоящей, от которой остается дупло в сердце, от которой хочется плакать и быть смелым. Может быть, даже прыгнуть с балкона в рыхлый сугроб или хотя бы один раз проехаться на горных лыжах.
Владимир Фомич делал вид, что засыпает и через щелочку между веками, сквозь бледный частокол ресниц видел, как поднималась с кровати Габи, как она натягивала на голое тело тонкий свитерок и узкую фланелевую юбку, поднимала с персидского ковра свое белье, подойдя к двери, оборачивалась и говорила: – Guten Nacht!
Девушка осторожно закрывала дверь за собой. Подушка, лежащая рядом, еще пахла ее духами, а Вы-соковский представлял себе другую – неведомую ему, и очень хотелось, чтобы та незнакомка походила бы на итальянскую актрису, фамилию которой он все время забывал. Именно в эти минуты, перед тем как войти в тусклое сновидение, находясь перед дверью в мир ненужных грез, ему особенно хотелось домой.
Петербург! Владимир Фомич никогда бы не уезжал бы оттуда, он даже забросил бы все свои дела, будь рядом та единственная, лицо которой он представлял себе отчетливо. И лик этот был прекрасен. Он бы никогда не уезжал из родного города. Может быть, только в Москву на денек по делам. Но судьба почему-то оказалась дамой, любящей путешествия, и потому приходилось мотаться по разным странам и городам, где все незнакомое, пугающе чужое. И все же Высоковский рвался туда, дышал дезодорированным воздухом своих заграничных вилл или шикарных отелей, смотрел на ровные мостовые. Владимира Фомича от одиночества тянуло в чуждый мир – там было спокойно и стерильно жить, как в больнице, в которую время от времени ложатся уставшие от жизни люди, в общем-то, ничем не болеющие. Он даже в разговоре с гостями называл свои швейцарский домик – клиникой, вздыхая, повторял, что приезжает сюда не только отдохнуть, но и подлечить нервишки, расшатанные тяжелым недугом – российским бизнесом.
А вообще в зимнем швейцарском домике, где воздух нагревался огромными каминами, было тепло постоянно, а для Высоковского, по большому счету, где тепло – там и Родина: холодов он не любил и всегда ругал прислугу за оставленные открытыми форточки, чтобы через них не улетучивался дым Отечества.
Утром в столовой он сидел с гостями, ловил их взгляды, бросаемые на увеличенную фотографию в рамке, где он сам в смокинге и съехавшем на бок галстуке-бабочке за праздничным столом приветствовал Президента, а тот улыбался широкой улыбкой и смахивал с лица веселую слезинку.
После той, первой встречи, были потом и другие. Были и новые фотографии, но эта была самой любимой и самой дорогой, потому что в тот вечер началось его восхождение из-под стола на самый верх российского общества.
4
В аэропорту Высоковского встретили ребята из его личной охраны, провели через кишащий людьми зал. Коридор образовался мгновенно – народ узнавал великого человека и расступался сам. Три шага сквозь раскрытую перед ним стеклянную дверь, вот он, бронированный лимузин, знакомый запах, и мир за окном погрузился в туманную дымку тонированных пуленепробиваемых окон. Джип охраны рванул с места, «мерседес» за ним и почти сразу остановился.
– Какой-то козел поперек дороги встал, – объяснил начальник охраны.
– Петя! – укоризненно протянул Владимир Фомич.
– Простите, – покраснел квадратный человек. – Какой-то российский гражданин дорогу перегородил своей «шестеркой».
Петр посмотрел в окно.
– Наверное, частным извозом решил заняться. Примчался сюда, а тут, как Вы понимаете, свободная конкуренция – вот ему сразу все четыре колеса и прокололи. Сейчас ребята его спихнут.
– О-о-о! – вдруг закричал начальник охраны.
А перед зданием аэропорта произошло вот что – «геленваген», который шел впереди лимузина, подъехал к несчастной «шестерке», уперся дугами кенгурина ей в бок и начал сдвигать легковушку к обочине. Тут к машине охраны подскочил хозяин и, открыв дверь, выдернул водителя и бросил его на асфальт. Из «геленвагена» выскочили сразу трое охранников, двое тут же легли возле водителя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97