Старомодный коверный был все же ловким и продолжал веселить публику под куполом цирка.Лезть по стреле было труднее. Терехов навалился на нее животом и полз по ней, полз долго. Однажды, когда ноги поехали куда-то вправо, ему стало вдруг страшно, и он замер на мокром металле, снизу могло показаться, что он просто отдыхает и любуется таежными видами, а он лежал и успокаивал себя. Потом Терехов двинулся дальше и вспомнил вдруг, как он в розовой своей юности во Влахерме ночью на спор прошел по дуге моста через канал. Ночь стояла сухая, заклепки на стали, похожие на шипы бутсов, помогали идти, и Терехов брел по дуге, засунув руки в карманы, посвистывал, видел метрах в двадцати под собой лунную рябь на воде, а в конце дуги на шоссе ждали его осчастливленные зрители и среди них Надя с восторженными глазами. Если бы такие глаза были у нее сейчас…Воспоминание это было совсем ни к чему. Терехов пополз теперь злее и ретивее, словно там впереди, на конце стрелы, ждало его чудо. Но на конце ничего не оказалось, только два стальных троса сваливались с блока вниз и держали над самой землей тяжелый крюк, похожий на клюв. Ползти было уже некуда, и Терехов не знал теперь, что ему делать дальше.– Павел… – донеслось снизу, и Терехов вспомнил, с чего все началось.– Ты все еще не веришь? – заорал Терехов.– Не верю, – крикнула Надя. Она не подзадоривала его, просто ей не хотелось врать.– Ах так!.. – заявил Терехов.Но он не сдвинулся с места, а продолжал лежать, дождь стучал по металлу прямо перед ним, и нервные неуверенные струйки бежали к его лицу. Серый, словно бы сложенный из кусков мешковины, намокшей теперь, распластался под ним поселок из трех улиц. Терехов видел его впервые с птичьей высоты, видел весь разом, и ему захотелось полежать здесь еще и разглядеть все внимательнее, чтобы потом передать на бумаге. Но Надя снова кричала, и Терехов повторил громче:– Ах так!Он напрягся, весь как бы съежился и боком свалился со стрелы, должен был бы врезаться в землю у Надиных ног, но не врезался, а вцепился в стальные тросы и повис под самым блоком. Зрителей не было, а то бы они зааплодировали. Терехов висел и болтал ногами, доверял рукам.– Теперь ты мне веришь? – кричал Терехов.– Слезай, Павел, слезай!– Ну уж нет, – сказал Терехов. Он раскачивался под куполом цирка, под самым небом.– Тогда я… я сама полезу…Маленькая фигурка там, внизу, шагнула к крану, a Терехов-то прекрасно знал, что Надя и на самом деле полезет.– Ну ладно, – сказал Терехов.Он стал спускаться, делать это было очень трудно, и Терехов изо всей силы сжимал руками канаты, скрученные из проволоки. Земля была все ближе, Терехов меньше болтал ногами и начал даже насвистывать, но вдруг руки его ослабли чуть-чуть, и он сорвался и полетел вниз, обдирая ладони о проволоку.Надя подскочила к нему, хотела помочь ему встать, но Терехов быстро поднялся сам и тут же в карманы куртки сунул руки, чтобы она не увидела на них кровь.– Ты ушибся? Ты сильно ушибся? – Глаза у нее были испуганные и ласковые.– Нет, – заявил Терехов, – все в норме.– Ты пьяный, – сказала Надя уже сердито.– Я пьяный, – кивнул Терехов.Надя отвернулась, волосы у нее были мокрые, она всегда следила за своей прической, а тут забыла о ней. Когда она снова взглянула на него, он увидел на ее щеках слезы, а может, это были дождевые капли.– Значит, ты мне доказал… – сказала Надя.– Да нет! – замотал головой Терехов. – Ты поверила, что ли? Я так… Я пошутил… Выпил я…Ладони здорово саднило, надо было бы смазать их йодом и забинтовать. Терехов взглянул вдруг вверх, увидел задранную в небо стрелу и ужаснулся и принялся ругать себя последними словами за идиотскую затею; просто было чудом, что он шел сейчас по земле, а не валялся в грязи под краном с переломанным позвоночником. И было чудом, что никто в поселке не видел его аттракциона.– Пошли обратно, – сказал Терехов.– Пошли…– Вот номер… я забыл плащ… я сейчас…Он догнал ее скоро и пошел рядом, стараясь улыбаться.– Нет, на самом деле, ты не думай, – начал Терехов, – я дурачился… Ты знаешь меня… Если и было что-нибудь у меня к тебе, так это давно прошло…– У меня тем более, – сказала Надя резко.– Это хорошо, что вы с Олегом… – кивнул Терехов. – Пора уж… Я вот тоже, наверное, скоро женюсь…Надя повернула голову.– На этой… На Илге… Ну, знаешь, зуботехник, которая застряла сейчас у нас. – Терехов выпалил эти слова и подробности сообщил, будто бы Надя не знала, кто такая Илга и почему застряла она у них в поселке.Дальше идти было некуда, они стояли уже около семейного общежития, топтались у крыльца, молчали и не смотрели друг другу в глаза.– Ничего у нас не было, – сказала вдруг Надя.– Да, – согласился Терехов, – ничего.– Ты заходи. Скоро подойдет Олег.– На меня теперь дела свалились…– Ну, тогда попозже…– Если попозже… 6 Он зашагал по улице, не оглядывался, ладони щипало по-прежнему, они были мокрыми, и ткань подкладки, наверное, уже промокла. Значит, был повод зайти к Илге, у которой имелись биты и йод, и поводу этому Терехов обрадовался. Потом он вспомнил, что в комнате с Илгой живет Арсеньева, а перед Арсеньевой появиться навеселе он никак не мог. И Терехов решил походить еще по поселку и проветриться на совесть.Он протрезвел уже давно, но не хотел признаться себе в этом, так было удобнее, так он мог считать, что именно хмель и загнал его на скользкую и худую шею крана и заставил его дурачиться перед Надей и врать ей. Терехов бродил по поселку успокоенный, утром еще он боялся разговора с Надей, а теперь, когда все осталось позади, он был очень доволен этим разговором и твердил себе: «Вот видишь, все давно прошло, а ты вбивал в голову… Вот видишь…»«Ничего у нас не было», – сказала ему Надя, и Терехов теперь знал точно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19