Суд уже удовлетворил их желание, можно идти в разные стороны, но они напоследок, теперь чужие, невольно и долго разглядывают друг друга.
– Игорь, мне хочется задать тебе еще один вопрос, – сказала Светлана, и в ее голосе послышалось такое, что заставило Игоря Саввовича быстро повернуться к жене. – Мне трудно об этом говорить, но если… Если мы с тобой после этой кошмарной истории не расстанемся, то нам все время придется… Ах, да хватит фокусов! Почему ты не хочешь иметь ребенка?
Светлана последние слова произнесла так, словно прыгала на выставленные сплошняком копья, ее неоновое зелено-фиолетовое лицо казалось неживым, словно маска.
– Я не хочу ребенка?! – Игорь Саввович пораженно откинулся назад. – Чепуха! Бред! Когда я тебе говорил, что не хочу ребенка?
Стенные часы в гостиной пробили три раза, за окнами прорычал заблудившийся грузовой автомобиль, минутой позже трижды прокуковала кукушка кухонных часов.
– Ты никогда не говорил, что не хочешь ребенка, – хрипло произнесла Светлана. – Это правда, но ты и не говорил, что хочешь иметь ребенка.
Что происходило? Игорь Саввович все годы семейной жизни был абсолютно уверен, что Светлана твердо и рационально не хочет иметь ребенка – сначала из-за кандидатской диссертации, потом из-за решения писать докторскую. Мало того, однажды Светлана сказала, что женщине, какой бы она ни была, всегда приходится выбирать между наукой и пеленками и все-таки чаще всего пеленки побеждают науку. «Случается, – добавила Светлана, – что пеленки и наука мирно уживаются, но это бывает у необычно сильных людей».
– Почему ты мне не сказала, что хочешь иметь ребенка? – разозлившись, крикнул Игорь Саввович. – Почему? Ну почему?
– Я женщина! – тоскливо ответила Светлана. – Женщина должна знать, что мужчина хочет этого…
Черт побери, о чем они разговаривали! Ну кто поверит, что так могли вести себя муж и жена после почти пяти лет совместной жизни? Игорю Саввовичу теперь казалось, что всего происходящего не может быть в реальности: больничного сидения, убийственного неонового света, боя двух часов, разноцветного дыма от сигареты Светланы, многозначительных пауз и тягостных умолчаний. Затем Игорь Саввович подумал, что после дикой и нелепейшей драки он произнес и услышал столько откровений, разоблачений, выяснений и просто слов, сколько раньше не случалось выговорить и услышать за год.
– Ты не просто молчал, – сказала Светлана. – Ты молчал активно… Я могу тебе напомнить, когда ты дал мне понять, что не хочешь ребенка.
– Напомни.
– Это было, когда мы впервые пришли в эту недостроенную квартиру… Мы обошли все три комнаты, остановились здесь, где теперь спальня. – Она передохнула, затянулась сигаретой. – Я села на подоконник и сказала: «Хорошая комната для детской!»
– Что я ответил?
– Ничего! Ничего, словно не слышал меня… Пнул ногой чурбачок и пошел еще раз смотреть теперешнюю гостиную… Я заплакала, но ресницы почему-то были накрашены, и пришлось быстренько успокоиться. – Светлана наконец догадалась поставить пепельницу себе на колени. – Это был самый первый случай. Напомнить следующий?
– Не надо.
Игорю Саввовичу захотелось от всей души расхохотаться, обнять жену и объяснить наконец, что речь идет о каком-то другом человеке, не о Игоре Саввовиче Гольцове, которого два совершенно разных человека не далее как сегодня признали добрым, честным, искренним. Настоящий Игорь Саввович хотел иметь ребенка, любил детей, женясь на Светлане, не сомневался, что у них будут дети. Правда, о времени появления детей он специально не думал. Смешно, но в голову приходили трестовские словечки – ошибся, упустил, следует исправлять ошибку, создавать новую ситуацию.
– Я отчего-то спокойна, хотя полагается рыдать и рвать на себе волосы, – сказала Светлана. – Наверное, ты это тоже испытываешь…
– Что?
В фиолетовом свечении вспыхнула яркая точка – это Светлана взмахнула рукой с надетым на средний палец кольцом с топазом. Она сказала:
– Мы разговариваем так, словно прощаемся навсегда или на много-много лет…
Игорь Саввович промолчал. Он опять размышлял о том, как безвыходно, трагично и страшно доведенное до абсурда непонимание человека человеком. Елена Платоновна и он, Светлана и он – почему даже они, близкие люди, никогда до конца не понимали, что думает, чувствует и знает другой. Для Игоря Саввовича около тридцати лет жизни матери были белым пятном, он не знал истинных отношений между матерью и Валентиновым; не понимал и не знал, что делается в маленькой красивой голове Светланы, обычно гордо откинутой назад; а что знала о нем Светлана, если он, например, скрывал правду о Валентинове? Да что говорить, Светлана о муже не знала ничего, кроме того, что он покладист в семейной жизни, ходит исправно на службу, раза два в месяц по крупной играет в преферанс, не любит управляющего Николаева и сдержанно относится к ее родителям. Да и он знает едва ли сотую часть истинной жизни Светланы.
– Ты сказала: мы словно прощаемся навсегда или на много-много лет, – задумчиво повторил Игорь Саввович. – Я этого не чувствую, но понимаю, что мы стоим перед катастрофой. Дело пахнет ка-ра-си-ном… – Он досадливо поморщился. – Сегодня я иду к следователю пустой, как барабан, но уже предвижу: кина не будет! Кажется, нас ждет финал пушкинской сказки о золотой рыбке… Тьфу! Опять говорю красиво…
Он щекой почувствовал длинную улыбку Светланы, услышал шелест туго накрахмаленной простыни, потом вздох облегчения.
– Если опасность только в потере лишнего куска с маслом, то нет счастливее меня женщины! – дрожащим голосом проговорила Светлана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142