ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Здесь признавали только зимние пальто и летние плащи.
Едва Игорь Саввович и Надежда Георгиевна вошли в переднюю, из кабинета вышел Сергей Сергеевич Валентинов, человек выше среднего роста, с торчащей, как пика, мушкетерской бородкой. Он был в клетчатой пижамной куртке дореволюционного фасона – канты, жгуты, пуговицы величиной с металлический рубль. Седые длинные волосы, по-гоголевски прямые, лежащие на плечах, когда-то были темными, а борода и сейчас кое-где отливала чернью. По старинным приметам, разномастность волос на голове и бороде свидетельствовала о высокой человеческой породе, об избранном происхождении.
– Рад вас видеть, Игорь Саввович! – энергично произнес Валентинов и сделал такой жест, словно предупреждал: «Оправдываться не надо! Уверен, вы пришли бы вовремя, если бы смогли». – Проходите, сделайте милость!
После этого Валентинов привычным и знаменитым, как и он сам, движением заложил руки за спину. Теперь главный инженер сделался по-молодому прямым, бородка устремилась к высокому потолку прихожей.
– Ну-с, прошу, прошу, Игорь Саввович!
Полгода, целых шесть месяцев, Игорь Саввович под всякими предлогами уклонялся от визита к отцу, но, как и ожидал, в домашнем кабинете Валентинова ничего не изменилось, как не менялось десятилетиями. Как и прежде, одну большую стену занимали стеллажи с книгами, изданными до начала двадцатого века, вторую стену – от начала века до наших дней, причем здесь были собраны все послевоенные подписные издания. Кабинет был огромен – сорок шесть квадратных метров, – и библиотека Валентинова была полнее и больше иной районной библиотеки.
– Прошу садиться, покорнейше прошу!
Да, здесь ничего никогда не менялось! Слоноподобные кожаные кресла, двухметровой высоты напольные часы из редкого дерева, когда-то газовые бра и торшеры, переделанные под электрические, домотканые дорожки вместо ковров, огромный, как футбольное поле, шмиттовский стол с зеленым сукном, три почерневшие от времени тяжелые табуретки, сколоченные еще самим декабристом Сергеем Валентиновым, – вот и вся обстановка. На окнах ни штор, ни портьер, стены скучно побелены и украшены только портретом декабриста, прапрадеда, основателя ромского дома.
– Отчего же вы не садитесь, Игорь Саввович? – мягко спросил Валентинов, тоже стоящий возле кожаного кресла в ожидании, когда сядет гость. – У вас такой вид, словно вы что-то важное забыли, а вспомнить не можете… Оставьте, оно вдруг вспомнится…
Бабушка – вот кто походил на дагерротипный портрет декабриста. Сам Валентинов, видимо, пошел по женской линии, то есть по линии декабристов Батеньковых, а вот Надежда Георгиевна, родословная которой имела те же истоки, мягкой линией подбородка, большим расстоянием между бровями, разрезом глаз и усмешливо загнутыми вверх уголками губ так походила на прадеда, что Игорь Саввович удивился: «Как я этого не замечал раньше!»
– В ногах, как известно, правды нет! – между тем говорил Валентинов. – Садитесь, садитесь, и забытое вспомнится…
После этого Валентинов сел сам, не расцепив рук, сложенных за спиной, что было на посторонний взгляд неудобно, даже невозможно, но для главного инженера привычно и естественно. Трестовские остряки утверждали, что Валентинов вынимал руки из-за спины в четырех случаях: когда писал, смеялся, разговаривал по телефону и ходил в то место, куда и цари путешествуют пешком. И только Игорю Саввовичу, единственному в тресте, было известно, что главному инженеру врачами рекомендовано специально держать развернутой грудную клетку, болезненную после фронтового ранения и врожденного порока сердца, который он скрыл в сорок первом от военкомата.
– Стоя хорошо и уместно говорить правду! – неожиданно мечтательно сказал Валентинов. – Впрочем, по собственному опыту знаю, что настоящая правда ни в каких внешних оформлениях не нуждается.
Игорь Саввович сладостно погрузился в кожаное кресло, повозился, чтобы сесть удобнее, устроился так, чтобы видеть одновременно главного инженера и дагерротипный портрет декабриста. «Хорошо пахнет!» – рассеянно подумал он, хотя в кабинете ничем особенным не пахло, а было просто уютно, тихо, покойно, и казалось, что за лиственничными стенами нет города, трамваев, людей и автомобилей, которые могут создать дорожную пробку.
– Скоро прибудет кофе, – оживленно сказал Валентинов. – Настоящий, знаете ли, бразильский…
Интересно, на кого же из знаменитой династии походил сын главного инженера? На отца Игорь Саввович походить чести не имел, на мать Елену Платоновну – тоже. «Это дело треба разжувати», – весело подумал Игорь Саввович и сказал:
– Сергей Сергеевич, вы глубоко заблуждаетесь, если думаете, что ваш покорный слуга является противником Коло-Юльского плота. Голосую обеими руками «за», но думаю, что вам надо еще раз побывать на том сплавучастке, где я работал до вашего заманчивого предложения сделаться начальником отдела новой техники…
Валентинов приподнял левую бровь: «Ах вот как, оказывается! Ну, батенька, не ожидал!» Удивленная пауза была велика, и пока она длилась, Игорь Саввович грустно вспоминал, что в тресте дерзкое намерение Валентинова провести по коварной речонке Коло-Юлу большегрузный плот называли «лебединой песней» главного инженера. Проводка большегрузного плота по Коло-Юлу для Ромского сплавного треста имела революционное значение, о ней знало министерство, ожидало успеха, так как Коло-Юльским плотом завершалась эра варварского молевого сплава. Однако врачи решительно запретили Валентинову работать после шестидесяти лет, а ему было пятьдесят девять с хвостиком, и значит, меньше года оставалось на большегрузный плот – «лебединую песню» крупного, известного всей стране практика и теоретика сплава.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
Едва Игорь Саввович и Надежда Георгиевна вошли в переднюю, из кабинета вышел Сергей Сергеевич Валентинов, человек выше среднего роста, с торчащей, как пика, мушкетерской бородкой. Он был в клетчатой пижамной куртке дореволюционного фасона – канты, жгуты, пуговицы величиной с металлический рубль. Седые длинные волосы, по-гоголевски прямые, лежащие на плечах, когда-то были темными, а борода и сейчас кое-где отливала чернью. По старинным приметам, разномастность волос на голове и бороде свидетельствовала о высокой человеческой породе, об избранном происхождении.
– Рад вас видеть, Игорь Саввович! – энергично произнес Валентинов и сделал такой жест, словно предупреждал: «Оправдываться не надо! Уверен, вы пришли бы вовремя, если бы смогли». – Проходите, сделайте милость!
После этого Валентинов привычным и знаменитым, как и он сам, движением заложил руки за спину. Теперь главный инженер сделался по-молодому прямым, бородка устремилась к высокому потолку прихожей.
– Ну-с, прошу, прошу, Игорь Саввович!
Полгода, целых шесть месяцев, Игорь Саввович под всякими предлогами уклонялся от визита к отцу, но, как и ожидал, в домашнем кабинете Валентинова ничего не изменилось, как не менялось десятилетиями. Как и прежде, одну большую стену занимали стеллажи с книгами, изданными до начала двадцатого века, вторую стену – от начала века до наших дней, причем здесь были собраны все послевоенные подписные издания. Кабинет был огромен – сорок шесть квадратных метров, – и библиотека Валентинова была полнее и больше иной районной библиотеки.
– Прошу садиться, покорнейше прошу!
Да, здесь ничего никогда не менялось! Слоноподобные кожаные кресла, двухметровой высоты напольные часы из редкого дерева, когда-то газовые бра и торшеры, переделанные под электрические, домотканые дорожки вместо ковров, огромный, как футбольное поле, шмиттовский стол с зеленым сукном, три почерневшие от времени тяжелые табуретки, сколоченные еще самим декабристом Сергеем Валентиновым, – вот и вся обстановка. На окнах ни штор, ни портьер, стены скучно побелены и украшены только портретом декабриста, прапрадеда, основателя ромского дома.
– Отчего же вы не садитесь, Игорь Саввович? – мягко спросил Валентинов, тоже стоящий возле кожаного кресла в ожидании, когда сядет гость. – У вас такой вид, словно вы что-то важное забыли, а вспомнить не можете… Оставьте, оно вдруг вспомнится…
Бабушка – вот кто походил на дагерротипный портрет декабриста. Сам Валентинов, видимо, пошел по женской линии, то есть по линии декабристов Батеньковых, а вот Надежда Георгиевна, родословная которой имела те же истоки, мягкой линией подбородка, большим расстоянием между бровями, разрезом глаз и усмешливо загнутыми вверх уголками губ так походила на прадеда, что Игорь Саввович удивился: «Как я этого не замечал раньше!»
– В ногах, как известно, правды нет! – между тем говорил Валентинов. – Садитесь, садитесь, и забытое вспомнится…
После этого Валентинов сел сам, не расцепив рук, сложенных за спиной, что было на посторонний взгляд неудобно, даже невозможно, но для главного инженера привычно и естественно. Трестовские остряки утверждали, что Валентинов вынимал руки из-за спины в четырех случаях: когда писал, смеялся, разговаривал по телефону и ходил в то место, куда и цари путешествуют пешком. И только Игорю Саввовичу, единственному в тресте, было известно, что главному инженеру врачами рекомендовано специально держать развернутой грудную клетку, болезненную после фронтового ранения и врожденного порока сердца, который он скрыл в сорок первом от военкомата.
– Стоя хорошо и уместно говорить правду! – неожиданно мечтательно сказал Валентинов. – Впрочем, по собственному опыту знаю, что настоящая правда ни в каких внешних оформлениях не нуждается.
Игорь Саввович сладостно погрузился в кожаное кресло, повозился, чтобы сесть удобнее, устроился так, чтобы видеть одновременно главного инженера и дагерротипный портрет декабриста. «Хорошо пахнет!» – рассеянно подумал он, хотя в кабинете ничем особенным не пахло, а было просто уютно, тихо, покойно, и казалось, что за лиственничными стенами нет города, трамваев, людей и автомобилей, которые могут создать дорожную пробку.
– Скоро прибудет кофе, – оживленно сказал Валентинов. – Настоящий, знаете ли, бразильский…
Интересно, на кого же из знаменитой династии походил сын главного инженера? На отца Игорь Саввович походить чести не имел, на мать Елену Платоновну – тоже. «Это дело треба разжувати», – весело подумал Игорь Саввович и сказал:
– Сергей Сергеевич, вы глубоко заблуждаетесь, если думаете, что ваш покорный слуга является противником Коло-Юльского плота. Голосую обеими руками «за», но думаю, что вам надо еще раз побывать на том сплавучастке, где я работал до вашего заманчивого предложения сделаться начальником отдела новой техники…
Валентинов приподнял левую бровь: «Ах вот как, оказывается! Ну, батенька, не ожидал!» Удивленная пауза была велика, и пока она длилась, Игорь Саввович грустно вспоминал, что в тресте дерзкое намерение Валентинова провести по коварной речонке Коло-Юлу большегрузный плот называли «лебединой песней» главного инженера. Проводка большегрузного плота по Коло-Юлу для Ромского сплавного треста имела революционное значение, о ней знало министерство, ожидало успеха, так как Коло-Юльским плотом завершалась эра варварского молевого сплава. Однако врачи решительно запретили Валентинову работать после шестидесяти лет, а ему было пятьдесят девять с хвостиком, и значит, меньше года оставалось на большегрузный плот – «лебединую песню» крупного, известного всей стране практика и теоретика сплава.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142