Как и следовало ожидать, бесконечно модный, в босоножках на платформе и – вот новость! – в очках. Он шел к Игорю Саввовичу с таким видом, словно недоумевал, почему и для чего в приемной появился этот незнакомый человек. Еще на ходу, чтобы Игорь Саввович и рта разинуть не успел, Гремячкин пророкотал:
– Гольцов Игорь Саввович? Здравствуйте!
Дурак!
– Да, я Гольцов!
Гремячкин и знаменитая Юлия Марковна Иванова одновременно посмотрели на часы: оставалось ровно две минуты до двух часов дня. Гремячкин опять пророкотал:
– Через две минуты товарищ Левашев вас примет… Прошу обратить внимание на мои слова. – Гремячкин прокашлялся, и Игорь Саввович насмешливо подумал, что у тонкоголосого в обычной обстановке Романа здорово болит горло от необходимости в рабочее время басить и даже рокотать. – Товарищ Левашев может вам уделить только десять минут, – продолжал Гремячкин. – День Кузьмы Юрьевича расписан по минутам и, если вы перерасходуете свой лимит, окажется не принятой… – Он заглянул в изящную записную книжку. – …останется не принятой вдова товарищ Варенцова… Не забывайте, пожалуйста, поглядывать на часы, товарищ Гольцов.
И как только Роман умолк, открылась дубовая дверь, в приемную из кабинета Левашева вышел гремящий орденами и медалями маленький и худенький человек. Это был известный по областной и центральным газетам Старков, уникальный комбайнер, заработавший на трудовом фронте всевозможные награды, но в городе и области больше прославившийся тем, что на самых представительных совещаниях ругал всех министров, имеющих отношение к сельскому хозяйству. Самым мягким словом при этом считалось «бездельники». Старкова на трибуну давно не пускали, но комбайнер вылезал сам на сцену под аплодисменты соскучившегося зала и бойко отбарабанивал очередную порцию оскорблений. Он и в жизни был человеком злым, неразговорчивым, подозрительным; вывалившись из кабинета Левашева, посмотрел на Игоря Саввовича, Гремячкина и Юлию Марковну красными от злости бычьими глазами.
– Бездельники! Бюрократы! Заелись! – прокричал Старков и пошел к выходу. – Ладно! Доживем до конференции… Крючкотворы!
В приемной сделалось по-обкомовски тихо. Юлия Марковна снисходительно улыбалась, Гремячкин осудительно хмурился, а Игорь Саввович, не ожидая приглашения Романа, шел к большим дверям. Пройдя по кабинету шагов пятнадцать, Игорь Саввович остановился, чтобы Левашев тоже успел сделать положенные ему пятнадцать шагов. Рука у Левашева была тонкая, интеллигентно вялая, зато в плечах он был много шире Игоря Саввовича и выше сантиметра на четыре. Всегда загорелое мускулистое лицо было слегка озабоченным, выпуклый подбородок украшала «кинематографическая» ямочка, и вообще первый секретарь был интересным мужчиной.
Игорю Саввовичу всегда до злости не нравилась привычка Левашева щурить глаза, чтобы рассматривать собеседника с откровенной уверенностью, что через минуту-другую он с точностью высокого класса поймет, кто стоит перед ним. В ответ на это Игорь Саввович тотчас же начинал щуриться и тоже разглядывать Левашева: «Я вас вижу насквозь».
– Здравствуйте, Кузьма Юрьевич!
– Здравствуйте, Игорь Саввович!
Заместитель главного инженера треста Ромскстрой Игорь Саввович Гольцов яростно завидовал Левашеву: не кабинету первого секретаря, не высокому посту, не огромной власти, а лишь тому, что Левашев как-то открыто, стопроцентно искренне умел быть счастливым работой. Поднимался ли он на трибуну, осматривал ли новую сплоточную машину, говорил ли по телефону, разбирал ли склоку – все это Левашев делал так, что было видно: нет на свете ничего интереснее и важнее, чем говорить по телефону или осматривать сплоточную машину. О работоспособности первого секретаря ходили легенды, сам Игорь Саввович однажды наблюдал, как после труднейшего и суматошного дня открытия навигации Левашев – свежий и веселый – после одиннадцати сел работать в холодной заезжей. Что делалось за стенами левашевского особняка, знали немногие, но Игорю Саввовичу, зятю Карцева, было известно, что отдыхал Левашев только во время игры в теннис; остальное – изучение отраслей промышленности, сельского хозяйства, иностранные языки. Кузьма Левашев был молод, и потому на первом из своих бюро в Ромском обкоме сказал товарищам: «Большинство из вас старше меня на войну, но я попробую подтянуться…» Слова «старше на войну» мог сказать лишь человек тонкого ума и образного мышления.
– Садитесь, Игорь Саввович… Старательный Гремячкин вас, конечно, предупреждал, что нужно поглядывать на часы. Однако до трех я свободен…
Левашев сел, откинулся на спинку обыкновенного стула, задумался, позабыв убрать с лица насмешливую улыбку над «старательным Гремячкиным». Может быть, он давал возможность Игорю Саввовичу оглядеться и собраться с мыслями, так как на самом деле работал по минутам, сбивая их туго, как спички в полном коробке.
– Я, по-видимому, сделал ошибку, – не выходя из задумчивости, проговорил Левашев. – Прежде чем говорить с начальником управления внутренних дел, прокурором города и следователем Селезневым, мне нужно было безотлагательно повидаться с вами, Игорь Саввович…
Не было улыбки на лице Левашева, тверды были странные губы – квадратные и преувеличенно выпуклые, – прищуренные глаза прощупывали Игоря Саввовича, как радар опасный сектор неба. Естественно, что Игорь Саввович немедленно тоже прищурился, тоже откинулся на спинку кресла, чтобы изучать лицо Левашева и все остальное.
– Вам видней, – весело сказал Игорь Саввович. – Правда, мне думается, что порядок встреч никакого значения не имеет…
– Не скажите, – тонко улыбнувшись, ответил Левашев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142