ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
уж лучше этот, игрушечный… да уж больно обидно от него, козявки, терпеть!
Слышь – а говорят еще, что он не один такой!.. Это у них, у графьев и министров, есть такая болезнь специяльная, открыли ее. В будлочной сказывали утром, что многие из них такие, потому и не показываются никому. И поэтому и злобствуют против народа и своих же, что боятся, как бы не случилось что с ними. А чем держаться-то им? только страхом! Пока боятся его – и рады, что он не показывается, и трогать его никто не смеет. А тронешь – и нету его, болезного.
Не, она врать не станет, у ее нитка жемчужная им подарена, и к завтраку на извозчике приехала, прямо от него, глаза так и вертятся от удивления. Хотела я еще, говорит, ему ротик зажать – да в карман, и сюда привезти, – вот бы потеха была! да боязно.
Чего – бабушкины сказки? Саму ее почал, до желтого билета довел, это не сказки? А сказали бы тебе в хоре твоем, когда и квартира, и карета, и граф в полюбовниках, что девкой в трехрублевом заведении будешь, – что, поверила бы? Все в жизни бывает, люди зря говорить не станут.
0,0. Память.
– Половой, еще пару чаю! А кенарь-то распелся, а, шельмец!..
Дак вот, робяты, што я вам скажу: на самом-то деле все это сказки. Почему? Да потому, што на самом-то деле его и не было вовсе на свете никогда. ты обожди мне кукиш совать, а то сам и выкусишь. Ну чего памятник? Памятник можно и Бове-королевичу поставить, а кто того Бову самог видел? то-то.
Я твои байки уже слыхал. Что делается он меньше да меньше, что носят его в мыльнице, что кричит он в специальный рупор бумажный, а человек ухо приставит и еле слышит, что разглядывают его в подзорное стекло, стал он с наперсток, потом с муравья, а потом такая соринка, что и не разглядеть.
И значит, по-твоему, что чиновники сами пишут за него приказы, офицеры сами отдают команды, все все сами делают, а кланяются пустому креслу и ему и служат. А если так, то они и раньше, значит, могли без него обойтись, верно? Вот и обходились.
Нет такого закона в природе, чтоб человек уменьшался! А вот чтоб его вовсе не было – такой закон есть. А еще есть такой закон, что каждый норовит лучший кусок ухватить… а ну положь мой расстегай, ишь разинул пасть-то!
Дак вот: эти, которые чиновники и офицера-генералы, каждый сам хочет на то кресло сесть,а других не пустить. И вот никто из них одолеть не может: другому помешать еще есть силы, а самому занять – уже нет. И тогда они договариваются: пусть считается, что кто-то его занял, придуманный, несуществующий – ни нашим, ни вашим, никому не обидно. А дело, мол, будем делать, как и раньше делали. Отсюда и сказки про исчезнувшего начальника, которого на самом деле никогда не было, а только кресло пустое. Понял? Плати за сахар, раз понял, без сахара пущай исчезнувший пьет.
Ничего не происходит
Шутки шутят:
старшее поколение:
ВАЛЕНТИН МИХАЙЛОВИЧ, инженер-строитель, под 50 (250 р. в месяц).
ВАЛЕНТИНА МИХАЙЛОВНА, его жена, кандидат мед. наук (250 р.)
САНТЕХНИК жэка, их ровесник (на заработок не жалуется).
младшее поколение:
БОРИС, старший сын В.М. и В.М., студент пединститута. Романтик.
ГЛЕБ, младший сын восьмикласник. Юный супермен.
ВИТЕНЬКА, девочка Бориса, лапочка-стервочка. и усугубляющие сумятицу
ЧЕТВЕРО РАБОЧИХ СЦЕНЫ И РАСПОРЯДИТЕЛЬ.
ЧАСЫ С КУКУШКОЙ, кукующей не вовремя.
ТЕЛЕВИЗОР – оснащен дистанционным управлением и повернут, к сожалению, экраном от зрителя: иногда кто-нибудь переключает программу и усиливает звук.
Все происходит здесь и сейчас: будний вечер в обычной квартире.
Действие первое
Досадная неувязка.
Свет в зале гаснет. За опущенным занавесом – стук передвигаемых декораций. Занавес поднимается – не до конца, резко идет вниз; опустившись на треть, застывает, дергается, еще раз, еще, один край заедает, и он застывает в кривом положении. За ним – прозрачный занавес из крупной сетки или кисеи и сцена в рабочем освещении. Двое рабочих сцены несут и ставят диван, третий – телевизор. Несут с трудом, ничего не замечая: им тяжело.
1-Й РАБОЧИЙ. Что сегодня играют-то?
2-Й РАБОЧИЙ. А, опять лажа какая-то. "Ничего не происходит".
1-Й РАБОЧИЙ. А не происходит, так нечего и дергаться. им хорошо на сцене трындеть, а нам таскай все это.
3-Й РАБОЧИЙ (лезет на стул). Подай-ка. (1-й подает ему настенные часы, он вешает их.) Хорошо хоть сейчас спектакли кончаются рано, домой спокойно успеваешь. Этот длинный?
2-Й РАБОЧИЙ. Да нет, коротенький. (Трогает струны гитары на стене-декорации.) Хэ, настроена.
1-Й РАБОЧИЙ. (плюхается на диван, утирает пот, глотает пива из бутылки на столе.) В гробу я видал эти реалистические постановки. Таскаешь, будто грузчик в мебельном, а платят…
2-й рабочий снимает гитару, вольготно раскидывается в кресле спиной к залу. 3-й рабочий, бурча под нос, вешает срывающиеся часы, садится на стул, закуривает. 2-й, перебирая струны, поет.
На витрине детства кончились подарки,
Дождик, а не солнце, старость, а не радость.
Окольцована судьба радужною аркой,
Вниз башкой бы с этой арки, да работать надо.
Разыграйте меня, разыграйте меня:
Что я смел и удачлив, шепните.
Сеть тесна – суета, зла беда в ворота,
Скукота жизнь прожить без событий.
Даже в микроскопе жизнь свою не вижу.
Где веселый праздник? Вечный понедельник.
Точно белка в колесе, наживу лишь грыжу:
Удирать бы поскорей, да ведь я бездельник.
Обманите меня, обманите меня!
Жизнь меня серым сном опоила:
Не проснуться – хоть в крик, не встряхнуться – привык,
И удача мой адрес забыла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Слышь – а говорят еще, что он не один такой!.. Это у них, у графьев и министров, есть такая болезнь специяльная, открыли ее. В будлочной сказывали утром, что многие из них такие, потому и не показываются никому. И поэтому и злобствуют против народа и своих же, что боятся, как бы не случилось что с ними. А чем держаться-то им? только страхом! Пока боятся его – и рады, что он не показывается, и трогать его никто не смеет. А тронешь – и нету его, болезного.
Не, она врать не станет, у ее нитка жемчужная им подарена, и к завтраку на извозчике приехала, прямо от него, глаза так и вертятся от удивления. Хотела я еще, говорит, ему ротик зажать – да в карман, и сюда привезти, – вот бы потеха была! да боязно.
Чего – бабушкины сказки? Саму ее почал, до желтого билета довел, это не сказки? А сказали бы тебе в хоре твоем, когда и квартира, и карета, и граф в полюбовниках, что девкой в трехрублевом заведении будешь, – что, поверила бы? Все в жизни бывает, люди зря говорить не станут.
0,0. Память.
– Половой, еще пару чаю! А кенарь-то распелся, а, шельмец!..
Дак вот, робяты, што я вам скажу: на самом-то деле все это сказки. Почему? Да потому, што на самом-то деле его и не было вовсе на свете никогда. ты обожди мне кукиш совать, а то сам и выкусишь. Ну чего памятник? Памятник можно и Бове-королевичу поставить, а кто того Бову самог видел? то-то.
Я твои байки уже слыхал. Что делается он меньше да меньше, что носят его в мыльнице, что кричит он в специальный рупор бумажный, а человек ухо приставит и еле слышит, что разглядывают его в подзорное стекло, стал он с наперсток, потом с муравья, а потом такая соринка, что и не разглядеть.
И значит, по-твоему, что чиновники сами пишут за него приказы, офицеры сами отдают команды, все все сами делают, а кланяются пустому креслу и ему и служат. А если так, то они и раньше, значит, могли без него обойтись, верно? Вот и обходились.
Нет такого закона в природе, чтоб человек уменьшался! А вот чтоб его вовсе не было – такой закон есть. А еще есть такой закон, что каждый норовит лучший кусок ухватить… а ну положь мой расстегай, ишь разинул пасть-то!
Дак вот: эти, которые чиновники и офицера-генералы, каждый сам хочет на то кресло сесть,а других не пустить. И вот никто из них одолеть не может: другому помешать еще есть силы, а самому занять – уже нет. И тогда они договариваются: пусть считается, что кто-то его занял, придуманный, несуществующий – ни нашим, ни вашим, никому не обидно. А дело, мол, будем делать, как и раньше делали. Отсюда и сказки про исчезнувшего начальника, которого на самом деле никогда не было, а только кресло пустое. Понял? Плати за сахар, раз понял, без сахара пущай исчезнувший пьет.
Ничего не происходит
Шутки шутят:
старшее поколение:
ВАЛЕНТИН МИХАЙЛОВИЧ, инженер-строитель, под 50 (250 р. в месяц).
ВАЛЕНТИНА МИХАЙЛОВНА, его жена, кандидат мед. наук (250 р.)
САНТЕХНИК жэка, их ровесник (на заработок не жалуется).
младшее поколение:
БОРИС, старший сын В.М. и В.М., студент пединститута. Романтик.
ГЛЕБ, младший сын восьмикласник. Юный супермен.
ВИТЕНЬКА, девочка Бориса, лапочка-стервочка. и усугубляющие сумятицу
ЧЕТВЕРО РАБОЧИХ СЦЕНЫ И РАСПОРЯДИТЕЛЬ.
ЧАСЫ С КУКУШКОЙ, кукующей не вовремя.
ТЕЛЕВИЗОР – оснащен дистанционным управлением и повернут, к сожалению, экраном от зрителя: иногда кто-нибудь переключает программу и усиливает звук.
Все происходит здесь и сейчас: будний вечер в обычной квартире.
Действие первое
Досадная неувязка.
Свет в зале гаснет. За опущенным занавесом – стук передвигаемых декораций. Занавес поднимается – не до конца, резко идет вниз; опустившись на треть, застывает, дергается, еще раз, еще, один край заедает, и он застывает в кривом положении. За ним – прозрачный занавес из крупной сетки или кисеи и сцена в рабочем освещении. Двое рабочих сцены несут и ставят диван, третий – телевизор. Несут с трудом, ничего не замечая: им тяжело.
1-Й РАБОЧИЙ. Что сегодня играют-то?
2-Й РАБОЧИЙ. А, опять лажа какая-то. "Ничего не происходит".
1-Й РАБОЧИЙ. А не происходит, так нечего и дергаться. им хорошо на сцене трындеть, а нам таскай все это.
3-Й РАБОЧИЙ (лезет на стул). Подай-ка. (1-й подает ему настенные часы, он вешает их.) Хорошо хоть сейчас спектакли кончаются рано, домой спокойно успеваешь. Этот длинный?
2-Й РАБОЧИЙ. Да нет, коротенький. (Трогает струны гитары на стене-декорации.) Хэ, настроена.
1-Й РАБОЧИЙ. (плюхается на диван, утирает пот, глотает пива из бутылки на столе.) В гробу я видал эти реалистические постановки. Таскаешь, будто грузчик в мебельном, а платят…
2-й рабочий снимает гитару, вольготно раскидывается в кресле спиной к залу. 3-й рабочий, бурча под нос, вешает срывающиеся часы, садится на стул, закуривает. 2-й, перебирая струны, поет.
На витрине детства кончились подарки,
Дождик, а не солнце, старость, а не радость.
Окольцована судьба радужною аркой,
Вниз башкой бы с этой арки, да работать надо.
Разыграйте меня, разыграйте меня:
Что я смел и удачлив, шепните.
Сеть тесна – суета, зла беда в ворота,
Скукота жизнь прожить без событий.
Даже в микроскопе жизнь свою не вижу.
Где веселый праздник? Вечный понедельник.
Точно белка в колесе, наживу лишь грыжу:
Удирать бы поскорей, да ведь я бездельник.
Обманите меня, обманите меня!
Жизнь меня серым сном опоила:
Не проснуться – хоть в крик, не встряхнуться – привык,
И удача мой адрес забыла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97