она изовсех сил старается не выйти за пределы однажды выбранной ею установки: довольствоваться малым во что бы то ни стало.– Старикам везде у нас почет… – тихо тянет молодой сосед-чеченец. Он – единственный, кто сегодня ухаживает за ветераном «дядей Петей». Водит его в туалет, моет, откуда-то издалека носит воду, не позволяет Батуринцевым умереть с голоду.– А из военных сюда кто-нибудь приходит? Из военкомата, например?Это первый вопрос, который неожиданно прорисовывает улыбку на измученном лице Петра Григорьевича. Он недоумевает – неужели кому-то непонятно, что военные тут ходят по домам только для «зачисток».Надежда Ильинична ласкает маленькую девочку, подбежавшую к ней, и видно, как жене Петра Григорьевича одиноко и тяжко без семьи – без детей и родных.– Ее зовут Лишат. Она – дочка соседей Эльмурзаевых. Мне так хорошо с ней. Мы – подружки. У нас с Петром Григорьевичем ведь тоже есть внучки. Ларисе – 25 лет, Оленьке – 23. Чудесные девочки.– И где же они? Чудесные? – Вопрос вылетает предательски, сам собой – можно было бы сформулировать и покорректней.– Они очень заняты, – следует краткий ответ – так обычно закрывают тему, ставшую трагедией.Но теперь Петр Григорьевич хочет говорить – он пытается оправдывать своих далеких «чудесных девочек»:– Они живут в институтском общежитии, в Пятигорске. Лариса ищет работу, Оленька еще учится в медицинском. Поймите, взять нас к себе не могут, а сюда приехать невозможно.Старик даже хочет привстать с табуретки – от волнения, но это не удается: дрожат колени.– Но ведь родители у Ларисы с Оленькой есть? Надежда Ильинична уже не говорит, а шипит сердито:– Сын живет в Благодарном, в Ставропольском крае. У него – свои проблемы. Давайте не будем об этом при Петре Григорьевиче.Мы отходим, думая поберечь старика.– Так, может, мне позвонить или написать вашему сыну? Расскажу, как вы тут…– Ни в коем случае. – Петр Григорьевич, оказывается, нас слышит. Но он больше не плачет, хотя дрожь в руках заметно нарастает. Теперь уже и он сух, строг и категоричен, как жена. Его поведение доказывает существование непростой застарелой семейной коллизии, развитию которой, похоже, ничто не может помешать – ни война, ни нищета, ни голод, ни болезни, на которые обречены Батуринцевы в Грозном.Сколько подобных человеческих трагедий, связанных с русскими стариками в Грозном, пришлось узнать за эту войну! Родственники, живущие «в России» (так это называется в Чечне), не желают забирать «своих» подальше от войны. И поэтому часто едешь по этому страшному городу – как по адресам забытых жизней: вот здесь, знаешь, еще жива русская бабушка, которую упорно не перевозят к себе родственники из Тюмени, а на другой улице, в руинах, ютился (но уже три месяца как умер от истощения) русский дедушка, забытый двумя сыновьями и тремя дочерьми, раскиданными по разным регионам и городам обширной России.А вот поворот со Старопромысловского шоссе на «Березку» – это название одного из городских микрорайонов. Поблизости от поворота – дом престарелых. На прошлую Пасху в богадельне умерла Мария Сергеевна Левченко. Сюда она попала незадолго до этого – лишь в ноябре, вместе со старшей сестрой Тамарой Сергеевной – обе в крайне истощенном состоянии. Потеряв дома, больше года они мыкались по подвалам, месяцами не имея возможности помыться, неделями не рассчитывая даже на хлеб. От перенесенных страданий и истощения осенью 2000 года Тамара Сергеевна сошла в подвале с ума. И тогда Мария Сергеевна, не в силах более вынести этой ноши, пошла куда глаза глядят, авось, хуже не будет, – погрузив старшую сестру на тележку. Увидев это страшное шествие, добрые люди подсказали, где дом престарелых. Однако, выполнив свою миссию, найдя Тамаре Сергеевне бесплатное тепло, пищу и лекарства, сама Мария Сергеевна быстро сгорела от скоротечного рака.Случилась бы вся эта цепочка трагедий, если бы еще в самом начале войны сестер забрал их родной брат и куча племянников, живущие в одном из южнороссийских городов, не так уж далеко от Чечни? Нет, конечно. Только не желал этого брат. Не желал – и не желает. Будучи осведомлены обо всем происходящем в Грозненском доме престарелых, ни брат, ни племянники и на похороны Марии Сергеевны не приехали, и теперь за оставшейся в одиночестве Тамарой Сергеевной не спешат… Здоровым русским больные русские не нужны, и драма Левченко и Батуринцевых – хотя семейная, но все же национальная. Современная русская национальная трагедия, оголенная войной. Там, где бесчеловечность – норма жизни, пощады и милосердия не может ждать никто, даже самые немощные. Петра Батуринце-ва, ветерана и инвалида войны, оставленного без помощи родных, никто и не подумал вывозить из-под бомбежек и расстрелов перед штурмом зимы 1999-2000 годов, снесшим большую часть Грозного с лица земли. Ни один военный чин не пришел навестить его, армейского офицера в отставке, чтобы узнать, жив ли он после штурма, чтобы спросить, не голоден ли он. При этом далеко ходить не надо: его дом – в двухстах метрах от здания военной комендатуры.Это и есть фашизм в чистом виде – знаменитая гитлеровская идея уничтожения и выкидывания на обочину жизни немощных и убогих как балласта на пути к светлому будущему. Государственный фашизм, успешно про-рощенный в семейные отношения. Именно тот фашизм, на борьбу с которым Петр Батуринцев положил свои юные годы и здоровье.Меня часто спрашивали грозненские чеченцы: «А почему вы так плохо относитесь к „своим“?» Чеченцы, живущие на улице Угольной, ставили вопрос шире: «Как нам поверить, что новая власть пришла нам помочь, если даже русский старик и отставной офицер, при вновь установленной „
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87