Беккер был сама невинность.
– Что вы, комиссар, неужели вы думаете, что я ее трону? – Он забрался на сиденье шофера и завел мотор.
– Если вас на самом деле интересует мое мнение, я думаю, вы способны трахнуть даже свою прабабушку. – Я оглянулся сначала через левое, а потом через правое свое плечо. – Где ваши люди?
– Вон там, на втором этаже, сержант Хингсен, а на улице еще парочка полицейских. Один приводит в порядок кладбище, оно начинается с угла улицы, а другой вон там моет окна. Если наш убийца появится, он от нас не ускользнет.
– А родителям девушки известно?
– Да.
– Отчаянные у нее родители, если дали на это свое согласие.
– А они его и не давали. Если говорить точнее, комиссар, Ульрика заявила им, что она добровольно идет на это во имя фюрера и Родины. И если они попытаются остановить её, это будет непатриотично с их стороны. Так что у них не было особого выбора. Очень волевая девица.
– Могу себе представить.
– И к тому же хорошая пловчиха, наша олимпийская надежда, как сказал ее учитель.
– Ну, будем надеяться, что, если она попадет в беду, пойдет дождь и она спасется вплавь.
* * *
Я услышал звонок в дверь и подошел к окну. Открыв его, высунулся наружу, чтобы посмотреть, кто звонит. Даже с высоты четвертого этажа я узнал рыжую голову Фогельмана.
– Очень красиво – торчать в окне, как какая-нибудь деревенская рыбачка, – скривилась Хильдегард.
– Как бы там ни было, но рыбку-то я поймал. Это Фогельман. И он пришел со своим дружком.
– Тогда лучше спуститься и открыть им дверь.
Я вышел на лестничную площадку, повернул рычаг, прикрепленный к цепи, открывающей дверь, и стал наблюдать, как двое мужчин поднимаются по лестнице. Никто из них не произнес ни слова.
Фогельман вошел в квартиру Хильдегард со скромным, как у владельца похоронного бюро, выражением лица, за что я поблагодарил Бога – значит, его рот, из которого обычно исходило зловоние, по крайней мере на какое-то время будет закрыт. Человек, пришедший с Фогельманом, был на голову ниже его, на вид лет тридцати пяти, волосы светлые, глаза голубые, всем своим обликом он напоминал профессора университета. Фогельман представил своего спутника как доктора Отто Рана и пообещал попозже рассказать о нем поподробнее. Затем громко вздохнул и покачал головой.
– Боюсь, мне не удастся найти вашу Эммелин, – возвестил он наконец. – Я опросил всех, кого можно было опросить, и осмотрел все, что можно было осмотреть. Никакого результата. Это меня очень расстроило. – Он помолчал и добавил: – Конечно, я понимаю, что мое огорчение – ничто по сравнению с вашим горем. И тем не менее я думал, что смогу найти по крайней мере, какой-нибудь ее след. Если бы у меня было хоть что-нибудь, хоть какая-нибудь зацепка, я бы считал, что имею право просить у вас позволения продолжить следствие. Но у меня нет никакой надежды, я боюсь, это будет бесполезной тратой вашего времени и денег.
Я медленно кивнул, выражая покорность судьбе.
– Спасибо вам за вашу искренность, господин Фогельман.
– По крайней мере, мы можем сказать, что испробовали все возможное, господин Штайнингер, – сказал Фогельман. – Я не преувеличиваю, когда говорю, что испробовал все обычные способы расследования. – Он замолчал, чтобы прочистить горло, и, извинившись, приложив платок ко рту. – Я не уверен, стоит ли предлагать вам это, господин и госпожа Штайнингер, и, пожалуйста, не считайте меня шутником, но когда обычные методы оказываются неэффективными, не будет никакого вреда, если мы обратимся к необычным.
– А мне казалось, что именно поэтому мы и обратились в первую очередь к вам, – сухо заметила Хильдегард. – Мы ожидали, что обычными, как вы их назвали, методами будет работать полиция.
Фогельман неловко улыбнулся.
– Я неточно выразился, – извиняясь, сказал он. – Вероятно, мне нужно было сказать – естественные и сверхъестественные методы.
Спутник Фогельмана, Отто Ран, пришел к нему на помощь:
– Господин Фогельман тактично, насколько это возможно при данных обстоятельствах, пытается предложить рассмотреть возможность вашего обращения к ясновидящему, который помог бы вам найти дочь.
У него была речь образованного человека, и говорил он с такой скоростью, с какой говорят только во Франкфурте.
– Ясновидящему? – спросил я. – Вы имеете в виду человека, занимающегося спиритизмом? – Я пожал плечами. – Мы в такие вещи не верим.
Мне хотелось послушать, как Ран будет убеждать нас клюнуть на эту приманку.
Он терпеливо улыбнулся.
– В наши дни это уже больше не вопрос веры. Спиритизм сейчас больше чем наука. После войны в этой области были сделаны потрясающие открытия, особенно в последнее десятилетие.
– Но разве занятия спиритизмом не запрещены законом? – кротко поинтересовался я. – Где-то я читал, что граф Хелдорф запретил профессиональное гадание в Берлине не далее как в 1934 году.
Тон Рана оставался по-прежнему мягким – мне не удалось сбить его с выбранного направления.
– А вы очень хорошо информированы, господин Штайнингер. Да, вы правы, полицей-президент запретил заниматься гаданием. Однако с тех пор конфликтная ситуация разрешилась к обоюдному удовлетворению сторон, и специалисты, практикующие в области психологических наук и стоящие на правильных расовых позициях, объединились в секции свободных профессий в рамках Немецкого трудового фронта. Психологические науки получили такую дурную славу только благодаря представителям смешанных рас, евреям и цыганам. Да что говорить, в наши дни даже сам фюрер прибегает к услугам профессионального астролога. Так что, как видите, со времен Нострадамуса многое изменилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91