И это будет еще один Путь из положенных Сущим Бегуну во все времена». Ты вернулся, Бегун, ты сам видишь, что вернулся. Это ясно хотя бы потому, что ты – здесь и ничего не помнишь о прошлых своих Путях. Время идет, Бегун. Сущий терпит, когда время тратится зря. Ищи Путь.
– Прямо сейчас? – не утерпел Чернов, съязвил. Но Кармель не услышал иронии.
– У тебя есть сорок восходов и сорок закатов. Это и мало и много. Откуда кто знает, когда ты найдешь его. Вдруг – завтра? Но и через сорок дней – тоже будет хорошо.
– А если не успею?
Кармель встал и с изумлением взглянул на Чернова. Только и воскликнул:
– Ты?! – И в этом местоимении-вскрике было все – от неверия до уверенности, от ужаса до восторга. И уже обычно, приземленно и без почтения: – Не говори глупостей. Ты сыт? – Чернов кивнул. – Тогда пойдем. Ты должен пройти по городу. Тебя должны увидеть все.
– Я устал, – попробовал сопротивляться Чернов. – И потом: меня уже все видели, когда я вбегал в город.
Ему страшно не хотелось идти сквозь взгляды, которые протыкают насквозь. Если искать подходящее сравнение, то уместно такое: идти с караваем хлеба сквозь толпу голодающих. Что случится с идущим? То-то и оно… И это при том, то жители городка голодали уже три века без малого.
– То – другое, – терпеливо сказал Кармель. – Тогда мы не знали точно: Бегун ты или нет. А теперь знаем. Двенадцать поколений назад ты сначала тоже просто вбежал и пришел к Хранителю. А потом прошел по Вефилю и заглянул каждому горожанину в глаза. В Книге сказано: «И взял силу у каждого, и выросла его сила многократно»… Они ждут, чтобы отдать тебе силу, иначе ты не найдешь Пути.


Глава четвертая.
СИЛА

Солнце валилось за красные горы и само было красным – закатным. Чернов любил это время дня, когда часто сама собою приходит и уходит мимолетная легкая грусть – даже если все у тебя в порядке, все тип-топ. Вполне осеннее чувство – унылая пора, Пушкин… А Чернову оно сейчас подходило особенно: человек, потерявший свое время и свой мир и обретший взамен сомнительную миссию спасителя иных людей, тоже потерявших и время и мир, – что б такому человеку не загрустить, хотя бы и мимолетно? Все у него не в порядке и не тип-топ…
А «иные люди» ждали от него подвига, о котором он – ни малейшего представления!
Вот они, «иные», такие же, как он, даже одеты теперь так же, стоят и смотрят на него. Ни вполне уместной к случаю надежды в глазах, ни возможной благодарности за готовность к подвигу – неподвижные, мертвые взгляды… Аж холодок по спине пробежал.
Кармель почти насильно, под руку вел Чернова вдоль застывшей людской стены, и Чернов невольно начал ловить эти взгляды, всматриваться в глаза, в глубину… Что там Кармель рассказывал о силе Царей, которая накрывает защитным колпаком города? Вот она – Сила, и никакие Цари не перекроют ее своей, потому что Чернов явственно и вдруг ощутил, что пропадает. Или нет, не он сам пропадает – скорее, мир вокруг него съеживается до размеров горошины и отражается этой горошиной в глазах каждого из смотрящих. Впрочем, все это, как говаривал не царь, но принц, тоже не шваль придорожная, «слова, слова, слова». А на деле Чернов, если бы не утерял временно способность здраво рассуждать, мог бы назвать эту силу силой притяжения – в буквальном смысле слова. Потом он так и назовет ее, оценив эффект со стороны, а пока он, вглядываясь в очередную пару черных или синих (других не встретил) глаз, чувствовал, что всякий раз его словно втягивают в какую-то пучину без дна и стен, держат его там – только миг! – и отпускают на волю, но на этот самый миг окружающая действительность и вправду исчезала. Может, из поля зрения, может, из сознания, а может, – на самом деле. Как накрытая силовым колпаком, если легенда Кармеля не врет… Опять-таки потом прагматичный любитель фантастики Чернов решит для себя, что означенная сила притяжения глаз имеет право на существование только в том случае, если она – обыкновенный гипноз. Так ему было проще оставаться в своем уме: почему-то последнее испытание ударило по здравому смыслу особенно сильно. А и то верно: последняя капля… Тем более что пройдя «сквозь строй», – а путешествие по городу Вефиль заняло у них с Кармелем никак не меньше двух часов! – Чернов не только не набрался чужих сил, а, казалось, и свои потерял. К дому Кармель его чуть не на руках тащил.
Да, еще о двух часах путешествия по Вефилю… Время он прикинул, обнаружив, что к дому Хранителя они вернулись в глубоких сумерках. Кармель подтвердил предположение. Сказал:
– Ты забирал Силу время и время. Два времени, стало быть.
Чернов не мог не полюбопытствовать, несмотря на могучее желание упасть и отключиться от времени:
– Это как?
– От восхода до восхода солнца проходит двадцать четыре раза по времени, – пояснил Кармель.
Те же яйца, только – в профиль, отметил Чернов. Даже в сутках здесь – двадцать четыре часа, только «иные люди» почему-то не знают простых слов «час» и «сутки», хотя в том же ветхозаветном Ханаане день начинался именно с восхода, все совпадает. Да и потом, когда начало суток – под влиянием вавилонян – перенесли на восход луны, изменилась форма, но не суть. И в том же древнееврейском были понятия «час» и «сутки» – «шаа» и «емама»…
Подумал еще: как они определяют время? Как Кармель отсчитал эти два часа?
А Кармель опять как подслушал:
– Я чувствую бег времени…
А может, не подслушал. Может, уловил сомнения Бегуна. Он же у нас страсть какой чуткий, Хранитель…
А свой стальной «Брейтлинг» Чернов в Москве оставил, он никогда не надевал его во время бега:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133