Варвар, который в приемах рукопашного боя разбирался не в пример лучше своего противника, тем не менее значительно уступал ему в силе. Избрав наиболее уязвимое место, он вцепился в его глотку и принялся давить с таким усердием, с которым, казалось, можно было задушить гиппопотама. Локоть Гомбы больно врезался в грудь, заставив задыхающегося киммерийца ослабить хват. Кашляя, он изловчился-таки пнуть Гомбу в пах. Ганак, который, по-видимому, не был знаком с такими приемами, скорчился в агонии. Воспользовавшись преимуществом, Конан пнул его снова, на этот раз в челюсть, которая омерзительно хрустнула.
Плюясь зубами и кровью, Гомба потянулся к сундуку, что-то лихорадочно нащупывая.
Конан ужаснулся, когда понял, что тот искал. Из-под крышки видавшего виды сундука торчала сверкающая рукоятка атланги.
Варвар предпринял очередной сокрушительный удар, отчаянно пытаясь помешать Гомбе завладеть могущественным оружием. Как назло, в торопливом движении он подвернул себе ногу и, стиснув зубы от боли, рухнул на траву. Триумфальный рев великана оглушил распростертого киммерийца, не мешая, однако, заметить кусок черной смерти, занесенный над его головой.
– Нет! – вскрикнула Шейра.
Удивленные голоса ганаков донеслись из соседних хибарок, когда их хмельные обитатели повылезли наружу.
Неожиданно Гомба замер. Он удивленно посмотрел на атлангу и отступил назад. Ко всеобщему изумлению, юноша упал на колени и сокрушенно зарыдал.
Не теряя ни минуты, Конан подбежал к ганаку и выбил оружие из его рук. Гомба не сопротивлялся.
– Да… убей меня! – хныкал юноша, его тело казалось безвольным. – Духи атланги… они сказали мне… я избранный.
Конан не верил своим ушам. Он расслабил побелевшие пальцы, хотя все еще продолжал сжимать горло Гомбы. Те голоса, что накричали на него в башне, едва не отправив в ад… Значит, Гомба не соврал. Но почему Кулунга выбрал предателя?
Откашлявшись, юноша продолжал:
…Но они отказались служить человеку, помыслы которого нечисты.
В этот миг к ним подбежала группа ганаков во главе с Юконой. Воины, казалось, были крайне удивлены представшей их взору картиной.
– Во имя Азузы! Кто мне объяснит… – начал Юкона.
– Тс-с! – перебила его Шейра.
– Убей меня, чужестранец… Шейра твоя. Я не заслуживаю любви такой женщины. Я мог спасти свой народ, но моя глупость все испортила!
Конан заглянул в мокрые от слез глаза, потом разжал пальцы и молча отступил. Ветеран не одной сотни войн, он слишком хорошо знал этот взгляд – взгляд безнадежно отчаявшихся людей. И тем не менее Гомба выглядел возродившимся человеком – в этом киммериец не сомневался. Взгляд Шейры выражал удивление.
– Неужели ты его пощадишь?
Конан кивнул:
– Я не палач. Пусть боги решат его судьбу в, если потребуется, сами прервут его ничтожное существование. Хотя, похоже, он ненавидит кезатти больше, чем кто-либо из нас, и будет драться до конца.
– В конце концов, объяснит ли мне кто-нибудь, что здесь произошло? – потребовал Юкона; он до сих пор выглядел нетрезвым и плохо выговаривал слова. – И куда девались ятаба с Нионой?
Конан и Шейра переглянулись, когда Гомба поднялся на ноги.
– …Я не заметил вугунды у избушки ятабы. Думаю, они улетели поговорить с глазу на глаз туда, где их слова не будут услышаны… – Он и остальные растерянно замерли, когда Гомба поднял с земли атлангу и, не проронив ни слова, удалился с ней в темноту. Ганаки проводили его изумленными взглядами.
Шейра и Конан начали пересказ случившегося, и протрезвевший Юкона неожиданно понял, что его дочь была по уши влюблена в киммерийца.
Ятаба с Нионой этой ночью так и не вернулись.

ГЛАВА 19
ЧЕТВЕРО ПРОТИВ СОТЕН

Полоска густого индиго сменилась веселой лазурью, когда первые лучи солнца озарили восток.
Конан равнодушно жевал изрядный ломоть сырой рыбы, выплевывая кости на землю под праздничной крышей. Измученный разборкой с Гомбой, он мгновенно уснул и теперь чувствовал себя отдохнувшим. Грудь и бока болели; что ни говори, а в рукопашной эти ганаки были опасными противниками.
Юкона казался на удивление активным вопреки умопомрачительному количеству поглощенного куомо. Он сидел рядом и любовался на восход. Хоть они и не обсуждали этой проблемы, однако от Конана не ускользнуло, что отсутствие ятабы его весьма беспокоило.
– Ты мог бы рассчитывать на мое благословение, если бы вы с Шейрой решили пожениться, – сказал он неожиданно.
Конан поперхнулся:
– Мы еще ничего не решили. Кроме того, она раниоба. Придется ли ей оставить этот пост, если она захочет иметь мужа?
Юкона кивнул:
– Таковы обычаи. Ятаба мог бы запретить ваш брак, ибо ты чужестранец. Однако я не думаю, что он станет возражать после всего того, что ты для нас сделал.
Конан отвернулся, разглядывая ганаков, которые уже приступили к своей утренней работе. Женщины и дети обрабатывали улов, раскрывая моллюсков и выковыривая мясо; покончив с этим, они натрясли кокосов и сцедили молочко. Подростки латали сети, используемые для рыбной ловли, а старики сновали у места собраний, иногда собираясь в кучки и что-то шумно обсуждая.
Одному раненому воину удалось-таки встать с постели, и он теперь неуклюже прогуливался в сопровождении жены. Остальные все еще тряслись в лихорадке, их сил хватало лишь на то, чтобы проглотить кусок рыбы или глоток воды.
Гомба сидел на широком камне и выстругивал новое весло. Юноша, казалось, обрел самообладание, однако держался замкнуто, всячески избегая взглядов Конана. Он был всецело поглощен работой, которая, по мнению киммерийца, действительно требовала большого усердия, особенно когда ракушки и камни являлись единственными инструментами, имевшимися под рукой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75