А у меня как раз заканчивались запасы, и я подумала, что ты сможешь мне помочь».И она всему верит! Ох, Соррель, будь ты неладна…Элисса шмыгнула носом.«И теперь нам надо попасть в эту… Академию потому, что мы Чувствующие?»А, значит, всё-таки слушала… Ты моя умница.«Мы отправляемся туда, чтобы защитить тебя, девочка. У тебя великий дар. Насколько я понимаю, ты не пользовалась им до сегодняшнего дня. Удивительно, почему этот мясник Гот нас не услышал. Надо быть осторожнее. В Академии мы на какое-то время окажемся в безопасности, и ты обретёшь мир, которого так жаждешь».Элисса посмотрела на цветные флажки, потом на жителей фрэгглшема, которые занимали места вокруг арены. «Почему ты заботишься обо мне, Соррель?» В её голосе больше не было гнева. Соррель замялась, затем глубоко вдохнула.«Потому что когда-то у меня был сын. Я говорю с тобой о нём в первый и последний раз. Он оказался Чувствующим. Сильным, одарённым. И его клеймили, когда он был ещё мальчиком. У меня был сын, которого я обожала, муж, которого я любила, жизнь, полная счастья. Все это у меня отняли. Теперь я скитаюсь по Таллшюру, точно бродяжка, предлагаю людям средства от болезней, но никогда не вмешиваюсь в их жизнь. Может быть, перед смертью мне удастся забыть горечь утрат и открыть кому-то сердце. Может быть, Элисса, нас свели боги».Девушка почувствовала, как озноб пробежал по коже. Почему-то ей вспомнилось, как говорил отец, когда ему случалось неожиданно вздрогнуть: «Боги прошлись по чьей-то могиле». Сейчас, слушая слова женщины, она поняла, почему он так говорил. Элисса повернулась к Соррели, сжала её руки и нежно поцеловала старушку в щеку:«Спасибо, Соррель».Соррель улыбнулась, её проницательный взгляд стал мягче.«А теперь идём в цирк, девочка моя. Иначе мы сейчас обе расчувствуемся и начнём лить слезы. Мы только что победили Гота — мало кто может таким похвастаться… если такие люди вообще есть. Это стоит отпраздновать!»Словно в ответ на её слова взвыли знаменитые рожки, сзывая зрителей на представление. Женщины рассмеялись, подхватили юбки и вприпрыжку побежали к главному шатру.Чтобы попасть на арену, нужно было раздвинуть занавес — наподобие тех, которые вывешивают перед выступлением комедианты, но куда более аляповатый и тяжёлый. Внутри яблоку было негде упасть, и лишь чудом ученица и наставница нашли пару свободных мест. Скамейки оказались жёсткими, и Соррель молча бранилась, пытаясь устроиться поудобнее. Что же до Элиссы, то она просто не обращала внимания на подобные мелочи.Соррель давно чувствовала, насколько сильна её ученица, теперь оказалось, что этот выродок Гот не способен почувствовать, когда Элисса пользуется волшебством. Значит, все правильно. Соррель не раздумывая выполняла приказы Меркуда, который устроил охоту за этими одарёнными детьми, и порой это пугало её саму. В глубине души она презирала себя за то, что обращается с девушкой, точно кукольник с марионеткой. Меркуд ведёт с юным писарем ещё более тонкую игру. Однако Соррель помнила о цели, ради которой все затевалось. Цель, по сравнению с которой человеческая жизнь ничего не стоит — даже жизни их всех, вместе взятых. И как можно не доверять Меркуду? Они оба слишком много вынесли, чтобы добиться того, чего добились. Того, чему Меркуд отдаёт всего себя. Возможно, в его кропотливо выстроенных замыслах слишком много жестокости и расчёта. Это вообще жестоко — «завладеть» двумя людьми, сделать их своей собственностью… Но что бы ни делал Меркуд, это служит лишь одной цели: найти Того Самого.Элисса — тоже часть этого замысла. Очень важная. Но какое место ей отводится? Соррель уже поняла: чтобы это выяснить, придётся запастись терпением. В чём она не сомневалась — так это в том, что скоро её ученица станет настоящей красавицей. И, несомненно, красота девушки тоже сыграет свою роль… когда придёт время. Но в чём заключается эта роль и когда время придёт, опять-таки, пока знает лишь Меркуд… если знает.Её размышления прервала странная тишина. Рожки смолкли, светильники погасли — лишь несколько из них, расположенных на удалении друг от друга, сочились тусклым светом. Под огромным полотняным куполом воцарился полумрак. Потом где-то заиграла музыка — неблагозвучная, как бывает всегда, когда представление только началось и музыканты ещё не в ударе. И тут на арену выкатилась целая толпа причудливо одетых карликов. Они носились по сцене, то и дело спотыкаясь и падая, крутились волчком, перебрасывались всевозможными предметами, такими же нелепыми, как они сами. Некоторые начали танцевать, но чем старательнее они исполняли па, тем более потешно выглядели — не говоря о том, что им не удавалось даже двигаться слаженно.И вдруг вся эта пёстрая компания устремилась за ограждения. Карлики шныряли между рядами, вырывали из рук зазевавшихся зрителей пирожки и яблоки, сбивали с них шляпы, садились на колени к почтенным матерям семейства. Взрослые ахали, дети визжали.Всё закончилось также неожиданно, как началось. Светильники разом погасли. Потом в кромешной темноте загорелась свеча, осветив размалёванную физиономию одного из карликов, расплывшуюся в торжествующей улыбке. Над ней вспыхнула ещё одна — карлик, чьё лицо она освещала, стоял на плечах первого. Потом ещё одна, ещё… Десять свечей, десять лиц, которые словно висели в темноте, кривясь в гримасах — но может быть, это ветер колебал пламя, превращая их в гротескные маски. Этот простой, но впечатляющий трюк сорвал бурю аплодисментов.Неожиданно зрители увидели, что каждый из карликов поднёс к губам толстый пальчик, призывая к молчанию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153