Когда покончили с десертом, и мать расположилась на софе в гостиной, а отец в кресле с бутылкой любимого вина под рукой, Фоси неслышно выскользнула из комнаты и снова укрылась в детской. Там она потянулась к крохотной книжной полке и, вся проникнутая проповедью, как пористые туманы напоены солнечным светом, достала томик переводов с немецкого, вознамерившись перечесть один из рассказов - повествующий о приходе младенца-Христа с дарами в некий дом и о том, что он подарил всем и каждому; она сберегла удовольствие до сегодняшнего дня, хотя и борясь с искушением. Девочка уселась с книгой у очага: другого источника света в комнате не было. Когда горничная, вспомнив вдруг, что малышку надо укладывать спать, и в то же самое мгновение осознав, что запоздала на целый час, поспешила в детскую, она обнаружила, что Фоси крепко уснула в своем креслице, с книгой на коленях, а огонь в очаге догорел сам собой, и лишь багровый отблеск тускло мерцал в глубинных недрах темной пещеры. Сны, вне всякого сомнения, усилили впечатление проповеди и m(hrchen6, ибо, по мере того, как девочка сонно уступала рукам Полли, укладывавшим ее в постель, ее губки, бессознательно двигаясь в состоянии полудремы, но не сна, не раз и не два прошептали слова "Господь любит и наказует". Счастлив был бы я вступить в сны такого ребенка; насладился бы ими, словно пчела благословенным нектаром цветка кактуса.
Глава 5.
В канун Рождества звон церковных колоколов разносился в сумеречном воздухе Лондона, а ниже переливались огнями улицы, одетые облаком испарений. Самые яркие созвездия украшали мясные лавки, с выставленными на обозрение премированными тушами; вокруг них людские потоки бурлили и сталкивались особенно бурно. Но и лавки игрушек тоже ослепляли сиянием. Фоси сочла бы их сокровищницами младенца-Христа, сосредоточием тайны, и любая - наполнена до краев: тут и коробки, и бювары, и ветряные мельницы, и голубятни, и курочки с цыплятами, и кто знает, что еще? В каждой из лавок ее глаза высматривали бы младенца-Христа, дарителя всего этого изобилия. Ибо для Фоси в ту ночь он находился повсюду - вездесущий, словно переливчатый туман, окутавший Лондон; впрочем, тумана она почти не видела, только зарево над извозчичьим двором. Джон Джефсон шел вперед вместе с людским потоком, в центре всего этого шумного действа; но зрелище не доставляло ему удовольствия, слишком тяжело было у него на сердце. Он ни разу не подумал о младенце-Христе, или даже о Христе-взрослом, как дарителе чего бы то ни было. Только в рождении заключаются неизменные надежда и обещание для рода человеческого, но бедному Джону это Рождество не сулило ничего хорошего. Несмотря на репутацию остряка, он был из тех, что соображают туго и на подъем тяжелы - пошли, Господи, мне и моим близким такое же тугодумие и нерасторопность! - такие, раз полюбив, разлюбить не могут. За прошедшие две недели он весь извелся - так задело его обхождение Элис. Честный парень даже не пытался анализировать собственных чувств; он ощущал только отраду или боль, а об остальном и не ведал; но полагаю, что горевал он не только о себе. Подобно Отелло, он мысленно восклицал "какая жалость": он считал Элис правильной девушкой, относительно которой нет и быть не может никаких сомнений; и первый же жаркий порыв благоденствия унес ее прочь, словно иссохший лист. Что все эти лавки, разубранные остролистом и омелой, что ослепительные струи пламени газовых фонарей, что самые жирные премированные поросята для Джона, которому больше не суждено было представлять свиное ребрышко на воскресном столе между собою и Элис? А воображение его рисовало все новые картины: она снисходительно кивает ему из окна кареты, с грохотом проносясь мимо - а он устало плетется домой с работы к одинокому, стылому очагу. Уж ему-то не нужны ее деньги! Положа руку на сердце, он предпочел бы Элис без денег, нежели с деньгами, ибо теперь он воспринимал деньги как врага, видя, сколь пагубные перемены могут они совершить. "Верно, в них сам дьявол!" - говорил Джон себе. Правда, он никогда не усматривал дьявола в своем еженедельном заработке, однако отлично помнил, как однажды обнаружил нечистого в жалованье, полученном за весь месяц, сразу.
Пока он так размышлял про себя, из-за угла вдруг выехал экипаж, заставляя народ расступиться, и Джон уставился на него, гадая, а не восседает ли Элис внутри, пока он бредет по тротуару
один-одинешенек, - а Элис тем временем прошла мимо пешком, с другой стороны, и даже едва не столкнулась с ним; столяр обернулся и увидел, как молодая женщина с небольшим узелком исчезла в толпе. "Чем-то похожа на Элис!" - сказал себе Джон, разглядев встречную только со спины. Но, разумеется, это не могла быть Элис; Элис теперь надо высматривать в каретах! Вот ведь глупец: все девушки напоминают ему о той, единственной, которую он потерял! Может, если
заглянуть на Уимборн-сквер назавтра... Полли - существо добросердечное! - глядишь, сообщит какие-нибудь новости об уехавшей!
Для миссис Гриторекс эти две недели обернулись тяжким испытанием. Она многое отдала бы за то, чтобы поговорить с мужем более откровенно, но она еще не научилась забывать о скованности в его обществе. Однако все это время он был добрее и внимательнее, чем обычно, размышляла про себя Летти ежели она подарит ему сына, он непременно вернется к былому обожанию. Она говорила "сына", потому что всякий видел - до Фоси ему дела нет. Летти еще не обнаружила, что муж разочаровался в ней самой, однако, поскольку ее невнимание к его пожеланиям навлекло на нее беду, она начала подозревать, что у мужа есть основания быть ею недовольным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13