К прокурору в столь ранний час было ехать бессмысленно. Я забрался в кабину, включил скорость. Клим сбоку посматривал на меня.— Вот какое дело, Клим Прокопыч, — сказал я. — Не поедем мы к твоему дружку заведующему… В милицию поедем.— Ты серьезно, Андрей? — спросил Шуруп. Он окончательно протрезвел.— Какие тут шутки, — сказал я.— Ну и правильно, — согласился Сашка. — Маленького лосенка не пожалел…— Вы что, сдурели? — зашевелился встревоженный Клим. — Я вам по тридцать рублей… По сорок?!— Не торгуйся, Клим Прокопыч, — сказал я.— Стой! — заорал Клим и схватился за руль. Я затормозил. Машина свернула с шоссе и правым колесом наехала на тротуар. Из кузова выпрыгнул Биндо и отворил дверцу.— Что за шум, а драки нет? — сказал он.— В свой дом пустил как людей, а вы?! — бушевал Клим.— Не задаром же? — сказал Шуруп.— А ты, комедиант, молчи! — рявкнул Клим. — Как жрать, так первый… Знал бы, расколол балалайку о твою башку!— Не балалайку, а гитару, — поправил Шуруп.— Ты не попрекай, — сказал Биндо. — Мало мы тебе делали? Кубометров десять казенного лесу на своих плечах перетаскали.Мне было интересно: как в этой ситуации поступит Биндо? Судя по всему, он с Климом заодно, а теперь вроде отмежевывается.— Везите! Сажайте, кляп вам в глотку! — шумел Клим. — Пусть все летит прахом! Моя дочка вам спасибо скажет…— Ну его к черту, Андрей? — сказал Сашка. — Пускай уматывает!— Говорил тебе, Прокопыч, — сказал Биндо. — Не затевай дело с машиной… Наших ребят дешево не купишь!— Тебя вот купил, — сказал я.— Ты мне дела не пришивай, — с улыбкой сказал Биндо. — Я лося не стрелял… А грузили на машину вместе. Я тоже думал, это медведь.— Околпачил, как мальчишек, — сказал Шуруп.— Так мне и надо, старому дураку, — глухо бормотал Клим.Он понуро сидел в кабине и сморкался в грязный платок. На нас он не смотрел и больше не ругался.— Настасье к празднику платьишко хотел… Девка на выданье. А у нас в колхозе разве много заработаешь? Пять тыщ штрафу дадут за лося, я знаю… Дом продавать, а баб на улицу?— Отпусти его, Андрей, — сказал Сашка.— Тут многие лосями промышляют, — прибавил Биндо.Я молчал. Шуруп и Биндо смотрели на меня. Клим, сгорбившись, все сморкался в свой большой носовой платок.— Ладно, — сказал я. — Уходи…Шуруп распахнул дверцу и выскочил из кабины, чтобы пропустить его. Клим поднял голову и посмотрел на меня.— А лось? — спросил он.— Не твоя забота, — сказал я.— Чего раздумываешь, Прокопыч? — сказал Биндо. — Вытряхивайся по-быстрому…Клим кряхтя вылез из кабины. В сером утреннем сумраке он мне показался совсем старым и не таким могучим, как в лесу. Не говоря больше ни слова и не оглядываясь, он зашагал в темноту. Я подождал, пока не заглохли на пустынной улице его тяжелые шаги, потом включил мотор.Шуруп забрался в кабину. Биндо тоже хотел было за ним, но я ему сказал:— Что же ты приятеля оставил? Иди, утешай…— Брось эти шутки, — нахмурился Биндо.Я нагнулся и захлопнул перед его носом дверцу. Я думал, он на ходу вскочит в кузов, но Володька остался на тротуаре. Он молча смотрел нам вслед.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ Грузовик мчится по мертвому шоссе. Свет фар желтым мячиком прыгает по серому асфальту, натыкается на мокрые взъерошенные кусты. Небо такое же серое, как и асфальт.Закостеневший безжизненный мир летит под колеса, мелькает по обе стороны шоссе. Угрюмые избы с потухшими окнами, длинные, как товарные составы, скотники, костлявые остовы похудевших стогов, одинокие деревья на перепутье дорог — все это на один миг возникает перед глазами и исчезает в серой тьме. Сейчас самый глухой час, когда еще не кончилась ночь и не занялся рассвет. Даже привыкшие к бодрствованию ночные сторожа в этот час с трудом борются с дремотой. Полевая мышь и та не перебежит дорогу. Мотор тоскливо воет на одной ноте. Стрелка спидометра замерла на 90 км. На капоте и крыльях дрожат, но не срываются крупные капли. Выпала утренняя роса.На повороте тусклый луч, ощупав мокрые кусты, скользнул по черной полянке. Голубым пламенем вспыхнули и сразу погасли подснежники. Я резко затормозил. Шуруп приоткрыл один заспанный глаз.— Приехали? — спросил он.— Спи, — сказал я.Роса облепила подснежники мелкими блестящими каплями. Снег давно сошел, а подснежники все еще цветут. Я нарвал букет ломких голубых цветов, пушистых, как маленькие котята. Обернув их носовым платком, сунул за пазуху.Небо и асфальт сливаются. Лес далеко отступил. На обочинах одни кусты. А за кустами чернеют вспаханные и засеянные поля. Сашка чему-то ухмыляется во сне. Счастливый человек, может в любом положении спать. Он даже не знает, куда мы едем. Ему это безразлично.Там, в милиции, я решил не возвращаться в деревню, а ехать прямо в город. Всего два часа езды. Мне вдруг захотелось увидеть Марину. И это желание было таким сильным, что я едва дождался, пока дежурный лейтенант оформил акт. Я не сказал, что лося убил Клим. Мы с Шурупом сказали, что тушу увидели на дороге, чуть не наехали на нее. Глаза у лейтенанта были красные от бессонницы или усталости, и он не стал дотошно выяснять обстоятельства. Даже не спросил, как это мы вдвоем ухитрились многопудовую тушу взвалить в кузов. Составил акт, записал наши фамилии. А потом мы общими усилиями — пришлось позвать еще двух милиционеров — сгрузили лося во дворе.— Ох, шалят браконьеры! — сказал лейтенант.— А вы куда смотрите? — спросил я.— У нас работы хватает.Лося, наверное, утром сдадут в столовую. Возможно, тому самому заведующему — дружку Клима. Только на этот раз по закону, как полагается. День за днем будет ждать гостей из района Клим Прокопыч. А если пронесет на этот раз, то, может быть, глухой бор снова огласится воровским выстрелом, запахнет порохом… Но, как говорит сам Клим, «сколько веревочка ни вейся — быть концу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117