Это тоже Венька рассказывал.Плещется вода о берег. Рядом в кустах устраиваются на ночь птахи. Слышно, как в деревне тягуче скрипит ворот — кто-то достает из колодца воду. Ярко зажглась над озером звезда, будто кто-то там наверху повернул выключатель. Я сижу на камне и слушаю лесные шорохи.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ Еще издали я услышал громкие голоса. Спорили наши и деревенские. В сумерках мерцали красные огоньки папирос. У клуба кучкой стояли девчата, дожидались, чем кончится перебранка.Не хотелось мне влезать в это дело, но и пройти мимо нельзя: чего доброго дойдет до драки, а это совсем ни к чему. Нам жить здесь еще две недели.Из дома председателя вышел Венька. Он был раскрасневшийся — видно, только что от жаркого самовара отвалился. Увидев меня, Венька подошел.— Чего они разорались? — спросил он, кивнув в сторону клуба.— Пошли, а то сцепятся, — сказал я.— Идиотская привычка — доказывать что-то при помощи кулаков…— Как будто ты не дрался!— Это не мой принцип выяснять отношения.— Ни разу не дрался? — удивился я.Мы подошли к клубу. Пять наших парней во главе с Володькой Биндо перебранивались с деревенскими. Рослый парень в синем плаще, вращая белками хмельных глаз, наступал на Биндо.— Мы вас не звали, — бубнил он. — Гляди, живо завернем оглобли…— Замолкни, тля! — сквозь зубы отвечал Биндо.— По домам, ребята, — сказал Венька. — Завтра рано вставать.Рослый парень изловчился и сцапал Биндо за ворот. Рубаха треснула. Володька хмыкнул и замахнулся, но тут я вклинился между ними.— Погудели и хватит, — сказал я. — Бойцы!— Пусти, я ему, подлюге, врежу… — стал вырываться Биндо, но я его оттер в сторону.Рослый парень в плаще косо посмотрел на меня.— Понаехали тут… Гляди, на горло наступают!— Дай я ему, фраеру, в лоб закатаю… — шумел за моей спиной Биндо. — Еще за грудки, гад, хватает… Пуговицу оторвал!— Не от штанов ведь, — сказал я.Кто-то засмеялся. Негромко так, осторожно. Потом еще кто-то. И я почувствовал, как накалившаяся враждебная атмосфера разрядилась. Зайцев, который сначала неодобрительно поглядывал на меня, ухмыльнулся и, подняв с земли крошечную пуговицу, протянул приятелю.— Есть тут одна рыжая… — ухмыльнулся он. — Попроси — пришьет.Ребята еще немного беззлобно потрепались и разошлись. Я так и не понял, из-за чего разгорелся сыр-бор. То ли этот рослый в синем плаще прицепился к Биндо, то ли наоборот.Поравнявшись с домом председателя, где светились за занавесками два окна, Венька сказал:— Умеешь ты с ними разговаривать…— С ними?— Зайдем к нам? Председатель — отличный мужик.— А этот… Сергей Сергеевич дома? — спросил я.— Они дуют чай и спорят о смысле жизни.— В другой раз когда-нибудь, — сказал я.В среду в Крякушине объявился Шуруп. Пришел он к вечеру, запыленный, усталый. В новом пиджаке, белой рубашке с бабочкой и серой фетровой шляпе. За спиной гитара в чехле, на плече вещмешок.Я только что поужинал и сидел у плетня под старым разлапистым кленом с учебником древней истории.— Знаешь такую пословицу: век учись — дураком умрешь? — услышал я знакомый голос. — И еще: встретились два мудреца. Один говорит: «Я пришел к выводу, что ничего не знаю!» А другой в ответ: «А я и этого не знаю».На тропинке стоял ухмыляющийся Шуруп. Загорелое лицо, из-под шляпы выглядывает желтая челка.— Какими судьбами? — поинтересовался я.— Захотелось к вам, на курорт, — сказал Сашка. — А потом, не могу спать в пустой комнате… Вижу кошмарные сны, будто куда-то бегу, а меня кто-то догоняет, и ноги у меня такие ватные… К чему бы это, а?— Пойдем к тете Варе, у них есть свободная комната, — сказал я.— А ты где спишь?— На сеновале.— Я с тобой.— Храпишь ведь, черт!— Господи, что он такое говорит? — возмутился Сашка.Я привел его в дом. Хозяева не возражали: пускай живет. Тетя Варя стала собирать на стол: человек с дороги, проголодался. Клим молча рассматривал Шурупа. Цепкие глаза его ощупали Сашку с головы до ног. Он долго смотрел на бабочку с красной булавкой. Мохнатые брови при этом шевелились.— Гляжу, будто не заводской и не студент?— Артист, — с достоинством ответил Шуруп.— Пляшешь али поешь?— На все руки от скуки…— Дом не подожги, артист, — сказал хозяин и, покачав головой, ушел.Я отправил Шурупа к Веньке. Пусть покажется, потом надо зайти к председателю, чтобы на довольствие поставил.— Я попрошусь к тебе на машину, — сказал Шуруп.— Ладно, — ответил я. Вот удивится Венька, когда его увидит!
Нас будит тетя Варя. Только-только солнце взойдет, а она уже стучит в гулкую бревенчатую стену. Глаза не разлепить, хочется спрятаться подальше от этого неумолимого стука. Зарыться в желтый тулуп и спать, спать, спать. В городе никогда так рано не встают. Я поднимаю голову, хлопаю глазами. В сарае полумрак. Чмокает во сне Шуруп. Я окончательно просыпаюсь и с удовольствием запускаю подушкой в Сашку. Он любит поспать еще больше, чем я. Подушкой Шурупа не прошибешь. Я встаю и, схватив его за ногу, стаскиваю с сена на пол. Шуруп трясет головой, отмахивается, потом вскакивает и, нашарив одежду, начинает быстро одеваться.— Домой… В город! — бормочет он. — Немедленно! Я думал, здесь санаторий, а они вон что выдумали — такую рань будить! Где мои штаны, проклятье?Я помираю со смеху. Все это Шуруп говорит с полузакрытыми глазами. На щеке багровое пятно — след жесткой подушки.Мы плещемся у колодца. Там всегда стоит большая деревянная бочка с водой. Но я достаю бадьей ледяную, колодезную. С удовольствием обеими пригоршнями брызгаю на грудь, лицо. Сон снимает как рукой. Сашка боится холодной воды. Он черпает белой алюминиевой кружкой из бочки и осторожно льет на шею.Над озером густой молочный туман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117