И снова я растерянно захлопал глазами. Хотя мне Рысь все больше и больше нравилась (то, что ее люблю, я понял позже), мне и в голову не приходила мысль жениться на ней, а уж о том, сколько у нас будет детей, я никогда не задумывался…— Много детей ни к чему, — не дождавшись от меня ответа, продолжала Рысь, — двух вполне достаточно: мальчика и девочку, — она задумчиво взглянула на меня, будто соображая, подхожу ли я для этого. — А если будут две девочки или два мальчика? Теперь я понимаю, почему у некоторых в семье одни мальчики или девочки. У Васильевых — старший учится в нашем классе — шесть мальчиков. Он говорил, что его родители все время хотели девочку, а у них почему-то рождались одни мальчики. А у других, наоборот, одни девочки. Почему так бывает, Максим? Разно родители сами не могут решить, кого им произвести на свет: мальчика или девочку?Честнее слово, все это тогда было для меня темный лес! И хотя рядом со мной на поваленной сосне сидела вполне уже сформировавшаяся девушка с оттопырившей застиранную тельняшку острой грудью и округлыми бедрами, я все еще не мог к ней относиться, как к взрослой, хотя из нас двоих, наверное, более взрослой была она. Девчонки в таком возрасте всегда раньше развиваются, но тогда я этого не понимал и смотрел на нее, как на смешную фантазерку. И потом я уже по праву считал себя настоящим мужчиной. Ведь я уже был один раз близок с женщиной. В этой самой березовой роще…Рысь подвинулась поближе ко мне — я почувствовал своим плечом ее твердое горячее плечо — потом ладонью осторожно дотронулась до моих волос, ущипнула за ухо, рука ее скользнула по моей груди и задержалась на колене. В зеленоватых глазах совершенно мне незнакомое выражение, пухлая нижняя губа ее оттопырилась, я увидел крепко стиснутые зубы и услышал учащенное дыхание. Неожиданно Рысь резко схватила мою руку и прижала к груди, твердой, как каучуковый мячик.— Сожми, — сказала она. В расширившихся глазах — дьявольский блеск. — Ну? — прикрикнула она. — Крепче!— Зачем? — обалдело спросил я, чувствуя, как в этой твердой груди испуганной птицей толкается ее сердце. — Тебе холодно? — снова спросил я и сам понял, что сморозил глупость: вовсю светило солнце и было жарко.— Холодно? — насмешливо фыркнула она. — А что, тебе холодно?Я не успел ответить. Она вскочила на ствол. На меня она не смотрела. Первое ее движение было перешагнуть через мои ноги и выскочить на берег, но она почему-то раздумала. Быстрым движением стащила через голову тельняшку — никакого лифчика у нее и в помине не было, — пружинисто нагнувшись, сбросила трикотажные брюки, чуть поколебавшись, спустила и белые трусики, переступила через все это и, выпрямившись во весь рост, замерла, вся облитая солнцем. Трудно сказать, что я тогда испытывал, ошеломленно глядя на нее, память не сохранила ощущений, но зато намертво запечатлела образ юной обнаженной девушки. Тоненькую талию можно было пальцами обхватить, молочно белели не тронутые загаром бедра. Такой я запомнил на всю жизнь мою Рысь… В следующее мгновение она взмахнула руками и по-мальчишески головой вперед прыгнула в озеро. Темная блестящая вода раздалась по сторонам и сомкнулась над ней, скрыв от меня всю эту невиданную красоту.Купаться я не стал: меня ошарашила выходка Рыси, и я ушел в рощу и не видел, как Рысь вышла на берег и оделась. Волосы облепили ее лицо; когда она отвела их и сторону, я снова увидел обыкновенную девчонку, вздрагивающую от озноба: вода в озере еще была холодная…Я вел мотоцикл, а Рысь тихо сидела сзади, обхватив меня тонкими руками за плечи. Горячий ветер обдувал мое пылающее лицо. Все, что там, на берегу озера, испытывала Рысь, сейчас ощущал я. Правда, с большим опозданием. Когда она один раз приподнялась в седле и совсем по-кошачьи потерлась своей шелковистой щекой о мою, мне захотелось развернуться и помчаться обратно в березовую рощу… Но я этого не сделал. И вот уже двадцать с лишним лет жалею об этом. Может быть, тогда все было бы по-другому? Ни в какую Ригу она не поехала бы, и мы были вместе?Вот о чем я вспомнил, сидя в своем кабинете на подоконнике. Из прорехи в облаках выскочил узкий солнечный луч и рассек пополам застекленную крышу одного из цехов. Небольшая лужа на дороге жарко вспыхнула. Низко пролетели две вороны. Окунувшись в луч, как по волшебству превратились в сказочных жар-птиц. Синюю прореху скоро затянула огромная серая заплатка. Лужа погасла, а две жар-птицы снова стали черными воронами, лениво махающими крыльями.— Максим Константинович! — словно издалека услышал я голос Аделаиды. — Вас вызывает Ленинград…Я присел на краешек письменного стола и снял трубку. Высокий нежный голос Нины: «Милый, я так скучаю без тебя… Ты не представляешь, как мне здесь тошно… Уже месяц от тебя ни строчки… Я понимаю, у тебя работа и все такое… Были бы у меня крылья…»— Я тоже скучаю, — резко прервал ее я. — К черту крылья! Есть поезд… Обыкновенный поезд на электрической тяге, садись в пятницу вечером и приезжай…— Не могу, милый… В субботу у подруги день рождения… Я уже подарок ей купила. Приезжай лучше ты, а?..Голос в трубке становился все тише, замирал и совсем замолк. «С вами будет говорить Москва», — сухо сообщил металлический голос телефонистки. И затем: «Бобцов? У вас что, телекс испортился? Говорит Башин из Главка. Почему вы не прислали сводку за вторую декаду этого месяца?..» ЧАСТЬ ВТОРАЯ 1 Сегодня я уволил с завода Степана Афанасьевича Кривина. Уволил за неоднократное появление в цехе в нетрезвом состоянии и трехдневный прогул по этой же причине. Председатель завкома Голенищев и секретарь партбюро Тропинин поддержали мое решение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129