Где она – рыба? Наловили – кошке на зубок. А ведь тут сазана полно и сом есть, да не с тобой, видно, его брать.– Почему же, на ушицу хватит.Подозрительная краснота сошла с дедовых щек, он протер худенькое, жилистое, но вовсе не дряхлое тельце синими кальсонами, после напялил их на себя. Шерстяной свитерок натянул на плечи. Скрутил цигарку, задымил.– Все же славно, да, Мишуль? Не пропало утро даром.И впрямь не хотелось уходить. Солнышко вскарабкалось повыше, разгладились морщинки на небесном своде. Птахи загомонили над полем, мир вокруг был безбрежен, спокоен. Москва с ее бредом и клекотом провалилась в тартарары, и страшно было подумать, что надо в нее возвращаться. Губин застыл в позе "лотос" и сквозь сомкнутые веки различал Таню Француженку, разметавшуюся на кровати в ночной безысходной неге.Она была платной киллершей, маньячкой, и она была его суженой, трепещущей от любви, как птица в силках.Совместить это все было почти невозможно.– Ну че, Михаил? – бодро окликнул Кузьма Кузьмич. – Пару заходиков под завязку? Или сомлел?– Сомлел, дедушка. Куда мне за тобой угнаться, за таким ныряльщиком. Пошли домой.Старик повел окрест гордыми очами.– То-то и оно. На работу вы нынче жидкие, как и на расправу. А токо там хороши, где груши околачивают.* * *…К их приходу Таисья Филипповна сладила блинцы: ужаристые, с румяными боками, со сметанкой, с медком. Таня помогала ей управиться, накрывала на стол. Обе женщины, молодая и старая, в одинаково перехваченных на голове косыночках, пересмеивались, шушукались и вернувшихся с ловли мужчин встретили единым возгласом:– Живо руки мыть, гуляки, да за стол, пока не остыло!– Кабы были все такие гуляки, чего бы вы кушали, озорницы, – унял девок Кузьма Кузьмич.– Де ж ваш улов? – лукаво спросила старушка.Кузьма Кузьмич торжественно передал ей пакет, где на донышке что-то сиротливо копошилось.– Ну, это конечно! Год теперь пропитаемся! Да я ж тебе толковала, чумному. Какая нынче рыба! Людей уморили, рыбку, что ли, пожалеют?Сели за стол, и тут же Таня прижалась к Губину горячим боком.– Как плечо?– Не болит. Совсем не болит. Бабушка опять намазала и перевязала. Я с тобой поеду.– Куда это?– Куда ты, туда и я. Ты ведь жениться на мне обещал.– Куда, правда, ехать? – солидно встрял Кузьма Кузьмич, помолодевший и окрепший после водяной купели. – От добра добра не ищут. А, Михрюша? Останемся? Заживем коммуной. Мы рыбеху ловить, бабенки по хозяйству. Рази плохо. Посвободней будем, за вагончиком сгоняем, сюда перевезем.Масленые блины – огромное блюдо и сковородка – подмели в один присест, под душистый крепкий чаек.Только Таисья Филипповна мало кушала, пригорюнясь, задумчиво оглядывала гостей, словно сказать хотела что-то значительное, да боялась, не услышат.Зато в закутке, куда Таня увела упирающегося сытого Губина, слова были сказаны решительные:– Как хочешь, Миша, одна не останусь. Лучше сразу убей.– Как у тебя головенка своеобразно устроена, – огорчился Губин. – Из всех положений – выход один.Так-то ты изменилась?– Ты во сне разговаривал. – Она глядела на него в упор блестящими яркими глазами, от которых не было ему спасения. Именно так, наверное, околдовывала она партнеров, перед тем как…– Ты все звал: Таня, Танечка! Да так нежно, я чуть с ума не сошла. Мишенька, милый, не обманывай себя.Мы с тобой повязаны навеки.– Гляди, какое точное словечко нашла, воровское.Конечно, повязаны. Спарились, как майские коты, вот и вся любовь.– Успокойся, любимый, – пожалела его Таня. – Просто тебе нужно время, чтобы привыкнуть.– К чему?Таня потянулась к нему руками, губами, сияющим взглядом, но он отстранился.– Вот что, девушка, скажи только одно: ты намерена меня слушаться?– Конечно, любимый! Я же твоя раба.– Останешься здесь и будешь сидеть тихо, как мышка. Пока за тобой не пришлю. Или сам не приеду.Повтори.– Ты правда вернешься? – спросила она.* * *Каждый век хорош наособинку. Средневековье, к примеру, запомнилось бескорыстным служением Прекрасной даме. Нашему веку тоже есть чем похвалиться: в нем люди научились делать удобные, легкие, пуленепробиваемые бронежилеты. Один из таких бронежилетов был на Вене Суржикове, когда на лесной дороге он принял на себя подряд несколько ударов в сто тысяч лошадиных сил. Конечно, он потерял сознание и сплавал ненадолго по ту сторону добра и зла, но уже через двадцать минут очухался, сел и огляделся. Как раз подъехал милицейский "рафик" с группой захвата на борту.Пять задорных омоновцев высыпались на землю и взяли сидящего на земле человека в кольцо.– Руки за голову, сволочь! – рявкнул их командир.Суржиков нехотя выполнил команду.– Быстро подскочили, ребятки, – похвалил. – Удостоверение в нагрудном кармане. Подойдите и возьмите.Вскоре на этом же "рафике" Веня Суржиков подъехал к песчаному карьеру. Вокруг жилого вагончика бродила растрепанная женщина в вязаной фуфайке и с клюкой, словно чего-то искала. У нее был лунатический вид.Но это подполковника не смутило. Он к любому, самому заполошному сердцу быстро умел подобрать ключик.Одного взгляда ему обыкновенно хватало, чтобы определить, как получить от человека нужные сведения. Если бы Суржиков не родился гончаком, то стал бы, наверное, психиатром.– Денег хочешь? – спросил он у женщины, подойдя к ней, группу захвата оставив в машине.– Конечно, хочу, – ответила женщина с неожиданным кокетством в хриплом голосе. – Но мне ведь много не надо.– У меня много и нету. Десять тысяч тебе дам. Докладывай, чего тут случилось у вас.– Всех собак разогнали и Кузьму увезли.– Кто увез?– Чертяка за ним прибыл, кто же еще! На огненной колеснице. И девка была, чертова подстилка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117