Она в доме?Художник опустил лейку на землю и, бережно ступая по узкому проходу между грядок, вышел на дорожку.– Надо полагать, вы ее муж? Алексей.., извините, не знаю по батюшке.У него было хорошее, тихое лицо человека, давно ничему не удивляющегося. Взгляд задорный, осмысленный. Как у ежика.– Да, я ее муж. А вы, по всему выходит, похититель.– Не желаете ли пройти в дом? Там будет удобнее разговаривать.Алеша понятия не имел, о чем им нужно разговаривать, но в дом вошел и даже не остановился в прихожей, а юзом прошмыгнул по всем комнатам первого и второго этажа, которых насчитал пять. Но Насти нигде не было. Хозяин спокойно дожидался на застекленной веранде, усевшись в плетеное кресло.– Молочка не хотите? Вот свежее в кувшине. Стаканы чистые, не сомневайтесь, – мужчина говорил с ним приветливо, но с каким-то сожалением.– Где она?– Да вы не волнуйтесь, посидите минутку, отдышитесь… С ней все в порядке.Алеша сел, закурил. Ему хотелось взять любезного старикана за шкирку и вышвырнуть через стеклянную стену с таким расчетом, чтобы тот долетел до леса, но это было бы глупо.– Я не художник, – сказал хозяин, как бы оправдываясь. – Это Настя величает меня художником. Она видела кое-какие мои работы, но это все в прошлом. Зарыто и посыпано пеплом, знаете ли. Увы! На самом деле я обыкновенный российский интеллигент-неудачник.Работал всю жизнь, чего-то добивался, о чем-то мечтал и незаметно очутился на пенсии. Причем один-одинешенек. Ни жены, как говорится, ни детей. Теперь выращиваю цветочки, чтобы как-то подработать на хлебушек.– Очень интересно, – заметил Алеша. – И куда вы дели Настю?Старик разлил из кувшина молоко в два стакана и из одного отпил, отчего кадык на белой мучнистой шее скакнул взад-вперед, как резиновый.– Вы торопитесь, Алексей?– Я – нет. Это вы торопитесь.– Куда? – удивился художник.– Видимо, на тот свет.– Ах, вот вы о чем! – старик радостно закудахтал, что, скорее всего, означало смех. – Знаете ли, Алексей, я ведь именно таким вас представлял по Настиным рассказам. Целеустремленным, отчаянно упрямым. Но легковерным. Сколько вам лет, простите?– Тридцать пять. А вам?– Шестьдесят восемь… Пожалуй, в вашем возрасте уже пора понять, что не все в мире берется с бою. Некоторые вещи приходится вымаливать у судьбы. Их надо выстрадать.– Какие именно вещи?– К примеру, любовь, дорогой мой! Вы знаете, как ты познакомились с Настей?– С ней все знакомятся одинаково. Глянет своими лживыми глазищами – и ты спекся.– Да вот и нет! – Старик со вкусом отхлебнул стакана. Солнце било Алеше в правый глаз, и он чувствовал, как его одолевает чертовщина. Ему тоже захотелось молока.– Ваша супруга прекрасна, спору нет. В ней есть чудесная колдовская сила, тоже верно. Но на меня она не глядела, когда мы познакомились. Она сидела на скамеечке в скверике у Большого театра – и плакала. Вы знаете, какие женщины там собираются? Но я сразу понял она не из их числа. Подошел, чтобы утешить. Иногда обязательно надо, чтобы кто-то подошел и утешил…– Почему она плакала?– Это было три года назад, весной… С тех пор она всегда плачет, когда навещает меня.– Жалеет вас, что ли?– Не надо, Алексей. Давайте поговорим по-человечески. Вам ведь редко удается с кем-нибудь поговорить просто так, без всякой задней мысли.– Чего вы от меня хотите? Денег? Чтобы я купил ваши цветочки?– Помогите ей, Алеша. Это в ваших силах. Если вы это сделаете, вам многое искупится.Алеша задумался. То есть не то чтобы задумался, а внимательно следил за черной жирной мухой, которая настырно сновала по краю кувшина, норовя туда свалиться. Ему еще ни разу в жизни не понадобилась мухобойка. И сейчас он не сплоховал, словил муху на взлете в ладонь, но не знал, куда ее деть.– Отпустите ее, – посоветовал художник. – Пусть резвится.Алеша оторвал мухе голову и щелчком отправил за окно.– Если вы держите Настю в подвале, – сказал он, – то напрасно. Нет такого подвала, откуда я ее не выну.– Есть очень глубокие подвалы. Они в человеческой душе. Загляните в свою, молодой человек. Иногда это необходимо.В который раз Алеша подивился тому, по какому чудному признаку Настенька выбирает себе друзей. Чем дальше человек от мира сего, чем неприспособленнее, тем ей ближе. Лишь бы умел хныкать и с умным видом произносить дурные, многозначительные фразы.– Покажите ваши картины, – попросил он.– Вы правда хотите посмотреть?– Зачем же я приехал?Старик поднялся, куда-то сходил и вернулся с двумя небольшими холстами. Поставил их так, чтобы солнце падало сбоку. Картины были писаны маслом. Одна изображала деревенскую улочку с нарядными избенками, с лужей, со скошенными изгородями и с невысокой церквушкой на заднем плане. Композиция производила впечатление театральной декорации. Аляповатые, яркие краски, добросовестно прописанные детали. На какой-нибудь выставке детского рисунка у старика были все шансы получить премию за старательность. Вторая картина – портрет женщины в домашнем интерьере. Небогатая комната со стандартной меблировкой – кровать, застеленная клетчатым пледом, шкаф, тумбочка, на стене коврик с плывущими лебедями – и смазливая дамочка в розовом пеньюаре, причесывающаяся перед зеркалом. В поднятой к распущенным рыжеватым волосам руке, и на смуглом лице, и во всей позе – выражение растерянности и ужаса. Ей было от чего растеряться.В зеркале, перед которым она сидела, ничего не отражалось, оно было пусто и темно, как черная дыра. Картина называлась "Первый раз себя увидела".– Покупаю обе, – сказал Алеша. – Назначайте цену, маэстро, – Зачем они вам?– Насте подарю. Прямо сейчас.– Вы очень ловкий молодой человек, – с оттенком уважения заметил художник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117