Но ведь известно, что Александр играл на лире и пел, а Октавиан сочинял стихи,[41] что, однако, не помешало первому завоевать чуть ли не всю землю, а второму поддерживать на ней мир. Сын одного знатного вельможи ухаживал за придворной дамой, которой чрезвычайно хотелось послушать пение Дианы, чья наружность и ум не были ей неприятны. С большой настойчивостью она стала просить своего возлюбленного, чтобы тот уговорил Диану спеть ей как-нибудь вечером. Диана, чтобы не навлечь его неудовольствия и полагая, что ничего не случится, если об этом узнают, около часу ночи спела на террасе следующее:
Лес, мне жизнь давала много
Поводов слагать напевы,
Случаев мечтать о славе
И причин влюбляться нежно,
Ты тоску мою узнаешь,
Ты поймешь мое блаженство,
Ибо зазвучит мой голос
Под твоей безмолвной сенью.
Лес, излить свои печали
Побоялся я в деревне,
Где подслушает их зависть.
Чтобы осквернить насмешкой.
Здесь же, в чаще, я спокоен,
Ибо, если и лепечет
Ключ, моим словам внимая,
Он забудет их мгновенно.
Долго пленником томился
Разум мой в дворцах Цирцеи,
Покоряясь безотрадно
И страдая безответно.
Как ее пороки видеть
Мог он, превращенный в зверя?
Нет, плоха любовь такая,
О которой сожалеешь!
Но владычицу иную,
Друг мой лес, избрал теперь я.
Красоту ее бессильно
Описать воображенье.
Очи – словно две картины…
Нет, сравнение неверно:
То, что дивно на картине,
В жизни лучше несравненно.
В них гляжу я и, ликуя,
Их считаю чудом света,
Ибо, словно два светила,
Эти очи чудно блещут.
В них живут два живописца,
Двое юношей прелестных.
Кем и я в очах-картинах
Был подчас увековечен.
Эти очи сообщают
Красоту двум аркам черным,
Ибо все, что рядом с ними,
Украшает их соседство.
И природой и богиней,
Украшающей в апреле
Луг и лес нарядом новым,
Пурпур губ ее расцвечен.
Алых роз, даримых маем
Смертным людям в честь Венеры,
Роза уст ее багряней;
Но она грозит мне смертью.
Эта роза – из кораллов,
А под ними – нити перлов,
И о них не я словами,
А она расскажет смехом.
Руки у нее – как мрамор,
Пальцы – как Амура стрелы:
Ведь лучи из льда бросало 6
Солнце, будь оно из снега.
Я смолкаю, ибо знаю,
Что, продолжив восхваленья,
Буду принят за счастливца, —
Я же лишь безумец бедный.
Расскажи я, как возвышен
Дух в ее прекрасном теле,
То, как в зеркале, предстал бы
Всем ее рассудок светлый.
И не три, а больше граций
Появилось бы у древних,
Если бы они увидеть
Грацию ее успели.
От красы ее жестокой
Я шесть лет спасаюсь бегством.
Но с лихвой свиданьем каждым
Долг оплачен шестилетний.
Не живу, а умираю
Я от встречи и до встречи.
Я клянусь бежать и тут же
Думаю о возвращенье.
Я исполнен странным чувством —
Смесью ревности с блаженством,
Ибо к собственному счастью
Я испытываю ревность.
Я погиб, коль правдой станет
То, что мне всего страшнее,
И боюсь об этом думать.
Чтоб не пасть от страха мертвым.
К несчастью или, вернее, к счастью Дианы, ее пение услышал один придворный, пользовавшийся милостью короля, но не заслуживший расположения этой дамы. Он рассказал об этой серенаде королю и при этом всячески поносил Диану. Король, который слышал ее пение, но пропустил его мимо ушей, составил приказ, обрадовавший многих придворных, осуждавших предпочтение, которое он оказывал Диане, ибо причиной его не были ни благородное ее происхождение, ни заслуги на мирном или военном поприще. Король знал о множестве беспорядков, происходящих в Индии, и ему было известно, что при дворе начали завидовать Диане, по-прежнему называвшей себя во дворце Селио, за то, что их клевета не лишила ее королевской милости; поэтому он назначил ее правителем и генерал-капитаном всех недавно завоеванных владений и поручил ей наказать преступников, повинных в убийствах, о которых каждый день в Испанию приходили донесения. Диана не могла отказаться от этого назначения и, поцеловав руку своего государя, вместе с его срочными распоряжениями и необходимым количеством людей отбыла из Вальядолида[42] в Севилью, где стояла армада и собирались люди, желавшие отплыть на ней, и так как уже дошли слухи о невиданных сокровищах той земли, то таких желающих было бесчисленное множество.
Диана проезжала через Толедо, свою родину, и так как там новость взволновала всех дам и кавалеров, то весь город вышел, чтобы посмотреть на нового вице-короля, красота и необыкновенный ум которого славились во всей Кастилии. Вышел на улицу и брат ее Октавио, и когда Диана увидела его среди множества других людей, она залилась слезами, задернула занавески своей кареты и, бросившись на подушки, едва не потеряла сознания. Она не захотела останавливаться в Толедо, и когда город почти скрылся из глаз, открыла окно и, горестно вздыхая, стала смотреть на родные стены.
Уже в Севилье судьба Дианы стала к ней добрее; послав благоприятную погоду, она помогла ей добраться до желанной земли, – где ее встретили приветственными возгласами испанцы и индейцы. Зная, что следует почитать и бояться того, кто наказывает и награждает, а также видя незапятнанность ее рук и твердость ее суда, а возможно, еще и потому, что она казалась им человеком юным и целомудренным, они прозвали ее солнцем Испании.
Многих, тщательно разобрав их дела, она отправила в Испанию, других велела лишить жизни и в полной тайне похоронить в могиле моря, если только оно было в тех местах. Наконец Диана прибыла в Картахену. Обходя тамошние тюрьмы, она обнаружила в одной из них Селио, и хотя он сильно похудел и изменился в лице, она его сразу узнала, потому что любовь, живя в крови, мгновенно приливает к сердцу и сообщает правду душе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18