ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Но как бы ни был важен этот новый вид проповедуемого им оппортунизма. Тони знал, что никогда не сможет с ним согласиться. Это выше его сил.
В последние годы Тони перестал считать себя ученым. Он отвык от этой мысли быстро и легко и втайне сознавал, что ничего, кроме облегчения, он при этом не испытывает. Научно-исследовательская работа представлялась ему нескончаемым рядом утомительных дней с очень редкими просветами; он внушал себе, что уже вышел из того возраста, когда изнурительная работа в лаборатории может служить жизненным стимулом, что увлекаться ею могут только люди с узко ограниченными интересами, а такие люди уже не вызывали у него восхищения, в душе он их презирал.
И все же, несмотря на свое высокомерное отношение к ученым, неумелым и неловким в жизни, а главное – несмотря на острую неприязнь ко всему, что говорил и думал Помфрет, Тони не мог не согласиться с физиками, заявлявшими, что неправильное использование атомной энергии приведет к катастрофе. Правда, он пришел к этому убеждению с некоторой неохотой. Его пугал не только риск упасть в глазах окружавшего его общества, он больше всего боялся, как бы эти убеждения всякими окольными путями не вынудили его окончательно уступить Лили Помфрету.
Однако, слушая Сэйлса, Тони чувствовал, что его злобное возмущение постепенно заглушается ощущением духовного сходства с этим человеком. Разве он мог осуждать Сэйлса за то, что тот поступил точно так же, как он сам? Тони считал себя разносторонним человеком, у него было много интересов в жизни, но ни одному из них он не позволял превратиться во всепоглощающую страсть. Он всегда строго следил за собой в этом смысле, не желая подчинять свою жизнь какому-нибудь одному желанию, одному стремлению. С самого начала своей карьеры он резко разграничил научную работу и светскую жизнь. Работа служила для него увлекательным времяпрепровождением, светская жизнь давала возможность приятно, но умеренно расходовать свои чувства.
И все-таки в конце концов он позволил себе стать рабом единой, целиком завладевшей им страсти, и самое обидное, что это была любовь – чувство, в которое он никогда, в сущности, не верил, – к женщине, которую он никогда по-настоящему не уважал. Все то время, думал Тони, пока он жил осторожной, размеренной жизнью, он катился вниз и теперь, очутившись на самом дне, уже может не лицемерить перед самим собой. В сорок пять лет человека раздирают противоречия между сознанием, что он уже слишком хорошо знает жизнь, и безумным желанием скорее, пока не поздно, начать жить по-настоящему. Но Тони, переживая такой период, сохранил способность с беспощадной объективностью разбираться в самом себе, и это делало его снисходительнее к другим, в частности к Сэйлсу.
Его дело, однажды объяснил Сэйлс Тони, сидеть в конгрессе, а для этого нужно быть на стороне могущественных людей – иногда тайно, а иногда и явно. Сейчас наиболее могущественные люди сидят в отделах государственного департамента, и Сэйлс соответственно переменил курс. Теперь ему нужно было убедить себя, что курс этот правилен. Вот этим он в данную минуту и занимался.
– К чему нам себя обманывать? – требовательно вопрошал Сэйлс. – Мы всегда в душе относились к этим людям подозрительно. В течение трех последних лет мы повторяли друг другу, что это всего лишь предубеждение против нового и незнакомого. Но, как видно, наше сердце мудрее, чем наш рассудок. Эти люди – наши заклятые враги. И ничем другим для нас никогда быть не могут! И для того чтобы процветала наша страна, их надо стереть с лица земли!
Глядя вниз. Тони одобрительно кивнул головой. Ловкий политический акробат, искусно плясавший между скал, давно уже свалился в поток, и теперь его неудержимо несло к бурным стремнинам. Сэйлс призывал к войне, но с прошлого лета уже не может быть такой войны, которая не привела бы к всеобщей гибели. Не так давно сравнительная слабость людей давала им веру в то, что они не могут погибнуть все разом. Никакая ошибка не может быть фатальной для целой человеческой расы, думали они. Но настали иные времена, и, слушая Сэйлса, Тони думал о том, что оратор строит виселицу, на которой будет болтаться он сам, его семья, его карьера, его страна и все остальное человечество. «Жалкий дурак! – промелькнуло в голове Тони. – Жалкий, горластый, образованный, практичный дурак!»
Эрик сидел с окаменевшим суровым лицом, еле сдерживая гнев. Как бы ни относились слушатели к словам Сэйлса, неистовое возбуждение в голосе оратора невольно проникало им в душу, будя тайные страхи и тревоги, имевшиеся у каждого. Для Фабермахера оратор был символом невыразимого страха, свойственного роду человеческому, потому что, заглядывая в себя, он находил то же самое. Тони был пришиблен своим сходством с этим человеком, он понимал, какими путями тот пришел к ошибочному убеждению, что поступает так, как нужно.
Эрика переполняло такое же чувство омерзения, какое душило и Фабермахера, но вместо страха его обуревала холодная ярость. Он ненавидел Сэйлса, он презирал его, как наемного убийцу, но все это не разъедало его души. Он знал свои слабости, но знал также, что способен с ними бороться, и поэтому ему и в голову не пришло, подобно Хьюго, рыться в себе.
И в то же время ему, как и Тони, был понятен путь этого человека. Эрик тоже знал, как человек может извратить свои принципы ради достижения могущества. Он знал это из опыта – по своей работе в Американской машиностроительной компании, но, не в пример Тони, его не обезоружила аналогия с собой, ибо перед собой-то он мог оправдаться. Человек всегда может найти объяснение своим поступкам, но это не лишает других права осуждать их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200
В последние годы Тони перестал считать себя ученым. Он отвык от этой мысли быстро и легко и втайне сознавал, что ничего, кроме облегчения, он при этом не испытывает. Научно-исследовательская работа представлялась ему нескончаемым рядом утомительных дней с очень редкими просветами; он внушал себе, что уже вышел из того возраста, когда изнурительная работа в лаборатории может служить жизненным стимулом, что увлекаться ею могут только люди с узко ограниченными интересами, а такие люди уже не вызывали у него восхищения, в душе он их презирал.
И все же, несмотря на свое высокомерное отношение к ученым, неумелым и неловким в жизни, а главное – несмотря на острую неприязнь ко всему, что говорил и думал Помфрет, Тони не мог не согласиться с физиками, заявлявшими, что неправильное использование атомной энергии приведет к катастрофе. Правда, он пришел к этому убеждению с некоторой неохотой. Его пугал не только риск упасть в глазах окружавшего его общества, он больше всего боялся, как бы эти убеждения всякими окольными путями не вынудили его окончательно уступить Лили Помфрету.
Однако, слушая Сэйлса, Тони чувствовал, что его злобное возмущение постепенно заглушается ощущением духовного сходства с этим человеком. Разве он мог осуждать Сэйлса за то, что тот поступил точно так же, как он сам? Тони считал себя разносторонним человеком, у него было много интересов в жизни, но ни одному из них он не позволял превратиться во всепоглощающую страсть. Он всегда строго следил за собой в этом смысле, не желая подчинять свою жизнь какому-нибудь одному желанию, одному стремлению. С самого начала своей карьеры он резко разграничил научную работу и светскую жизнь. Работа служила для него увлекательным времяпрепровождением, светская жизнь давала возможность приятно, но умеренно расходовать свои чувства.
И все-таки в конце концов он позволил себе стать рабом единой, целиком завладевшей им страсти, и самое обидное, что это была любовь – чувство, в которое он никогда, в сущности, не верил, – к женщине, которую он никогда по-настоящему не уважал. Все то время, думал Тони, пока он жил осторожной, размеренной жизнью, он катился вниз и теперь, очутившись на самом дне, уже может не лицемерить перед самим собой. В сорок пять лет человека раздирают противоречия между сознанием, что он уже слишком хорошо знает жизнь, и безумным желанием скорее, пока не поздно, начать жить по-настоящему. Но Тони, переживая такой период, сохранил способность с беспощадной объективностью разбираться в самом себе, и это делало его снисходительнее к другим, в частности к Сэйлсу.
Его дело, однажды объяснил Сэйлс Тони, сидеть в конгрессе, а для этого нужно быть на стороне могущественных людей – иногда тайно, а иногда и явно. Сейчас наиболее могущественные люди сидят в отделах государственного департамента, и Сэйлс соответственно переменил курс. Теперь ему нужно было убедить себя, что курс этот правилен. Вот этим он в данную минуту и занимался.
– К чему нам себя обманывать? – требовательно вопрошал Сэйлс. – Мы всегда в душе относились к этим людям подозрительно. В течение трех последних лет мы повторяли друг другу, что это всего лишь предубеждение против нового и незнакомого. Но, как видно, наше сердце мудрее, чем наш рассудок. Эти люди – наши заклятые враги. И ничем другим для нас никогда быть не могут! И для того чтобы процветала наша страна, их надо стереть с лица земли!
Глядя вниз. Тони одобрительно кивнул головой. Ловкий политический акробат, искусно плясавший между скал, давно уже свалился в поток, и теперь его неудержимо несло к бурным стремнинам. Сэйлс призывал к войне, но с прошлого лета уже не может быть такой войны, которая не привела бы к всеобщей гибели. Не так давно сравнительная слабость людей давала им веру в то, что они не могут погибнуть все разом. Никакая ошибка не может быть фатальной для целой человеческой расы, думали они. Но настали иные времена, и, слушая Сэйлса, Тони думал о том, что оратор строит виселицу, на которой будет болтаться он сам, его семья, его карьера, его страна и все остальное человечество. «Жалкий дурак! – промелькнуло в голове Тони. – Жалкий, горластый, образованный, практичный дурак!»
Эрик сидел с окаменевшим суровым лицом, еле сдерживая гнев. Как бы ни относились слушатели к словам Сэйлса, неистовое возбуждение в голосе оратора невольно проникало им в душу, будя тайные страхи и тревоги, имевшиеся у каждого. Для Фабермахера оратор был символом невыразимого страха, свойственного роду человеческому, потому что, заглядывая в себя, он находил то же самое. Тони был пришиблен своим сходством с этим человеком, он понимал, какими путями тот пришел к ошибочному убеждению, что поступает так, как нужно.
Эрика переполняло такое же чувство омерзения, какое душило и Фабермахера, но вместо страха его обуревала холодная ярость. Он ненавидел Сэйлса, он презирал его, как наемного убийцу, но все это не разъедало его души. Он знал свои слабости, но знал также, что способен с ними бороться, и поэтому ему и в голову не пришло, подобно Хьюго, рыться в себе.
И в то же время ему, как и Тони, был понятен путь этого человека. Эрик тоже знал, как человек может извратить свои принципы ради достижения могущества. Он знал это из опыта – по своей работе в Американской машиностроительной компании, но, не в пример Тони, его не обезоружила аналогия с собой, ибо перед собой-то он мог оправдаться. Человек всегда может найти объяснение своим поступкам, но это не лишает других права осуждать их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200