Понять хармсовское представление о натуральном ряде чисел -- значит
понять его связь с "качеством" строящей его единицы. Единица, постоянно
прибавляясь к концам этого ряда, одновременно маркирует собой точку, откуда
этот ряд растет. Ряд этот начинается в единице, но не имеет конца. Хармс
говорит о неуравновешенности такого ряда, в котором начало, "исток" не имеет
симметричного (мы бы сказали "гомотипичного") полюса. Необходимость в
уравновешивании этого асимметричного ряда заставляет человека продолжать ряд
чисел и в другую сторону от единицы. Уравновешенность достигается тем, что
теперь оба конца не имеют начала. В первоначальном, неуравновешенном
варианте ряд чисел сохранял свою связь с единицей -- или с качеством
единства. Связь эта опиралась на постулирование единства всего ряда и отмену
этого единства каждой новой прибавляющейся единицей. Это сохранение единства
и его одновременную отмену можно обозначить как качество -- "единичность":
Но порядок этот таков, что началом своим предполагает единство. Затем
следует единство и еще единство и т. д. без конца (Логос, 119).
Поясню, что это значит. Когда я называю любое, сколь угодно большое
число, я постулирую его как некое единство, то есть платоновское "качество".
Но такое постулирование возможно потому, что это число имеет начало --
единицу. Когда я прибавляю к этому числу еще одну единицу, я разрушаю
единство, но тут же воссоздаю его снова -- в ином числе.

Вокруг ноля 291
Тогда же, когда я продлеваю ряд чисел в сторону отрицательных величин,
числа как бы теряют свое основание в единице -- в том закрытом начале ряда,
которое обеспечивает идентичность цифр. Теперь единица перестает быть
началом ряда, но это значит, что она одновременно перестает обеспечивать и
единство прогрессирующих числовых величин. На место единицы -- как некой
основы -- попадает ноль, некое принципиально иное качество:
Точку соединения этих двух рядов, одного естественного и непостижимого,
а другого явно выдуманного, но объясняющего первый, -- точку их соединения
мы назвали нуль. И вот числовой ряд нигде не начинается и нигде не
кончается. Он стал ничем (Логос, 120).
Изменение качества числового ряда связано с изменением его "основания".
Теперь в основании его лежит ноль, а не единица, лежит нечто, что не может
быть основанием, потому что воплощает в себе ничем не уравновешенную
негативность.
Хармсовские спекуляции по поводу натурального ряда чисел, вероятно,
связаны с характерным для него пониманием формы слова. Если слово перестает
пониматься как линеарное образование, движущееся от начала к концу, то оно
как бы взрывается, разрезается посередине, оно начинает расти из сердцевины.
То же самое происходит с числовым рядом, когда мы его "уравновешиваем".
Числовой ряд перестает расти от начала -- единицы, он начинает расти из
"середины" -- и эта середина не может в данном случае обозначаться единицей.
Она подменяется нолем -- как формой радикального отрицания. "Нуль" Хармса по
своему положению в ряду напоминает семя слова. Он напоминает срединное семя,
пузырь, выбухание и своими иными характеристиками:
Он стоит где-то в середине бесконечного ряда и качественно разнится от
него. То, что мы назвали ничем имеет в себе еще что-то, что по сравнению с
этим ничем есть новое ничто. Два ничто? Два ничто и друг другу
противоречивые? Тогда одно ничто есть что-то. Тогда что-то, что нигде не
начинается и нигде не кончается, есть что-то, содержащее в себе ничто
(Логос, 120).
Эти рассуждения Хармса далеки от современной философии математики, они
скорее напоминают пифагорейские упражнения. Математика для него не более чем
модель, позволяющая описывать структуру дискурса, слова.
О каких двух "ничто" идет речь в рассуждении Хармса? Я вынужден сделать
небольшой экскурс в историю ноля. По всей видимости, ноль возник около 1300
лет назад в Индии и окончательно утвердился в европейской системе счисления
только в начале XVII века. Первоначально он, вероятно, использовался для
переноса на бумагу калькуляций, производившихся на абаке, в России известной
как счеты. Каждая струна абаки обозначала свой разряд чисел -- единицы,
десятки, сотни и т.д. Тогда же, когда один из разрядов абаки пустовал, на
письме было необходимо обозначить эту незаполненность неким знаком. Им стал
ноль, У своих истоков ноль выступает как знак, обоз-

292 Глава 10
качающий отсутствие иных математических знаков. По определению Ротмана,
это знак отсылающий к отсутствию знаков, то есть это метазнак. Но самое
парадоксальное и сбивающее с толку -- это то, что ноль, будучи знаком
отсутствия знака, то есть не числом/а именно метазнаком, одновременно
является все же и числом.
Если рассматривать ноль в ряду количественных числительных и счета, в
котором каждой цифре соответствует некий объект, то ноль означает отсутствие
такого соответствия. Но в ряду порядковых числительных ноль может быть
числом, например в формуле 1 -- 1 = 0. В такой формуле 0 -- равноправное
число среди прочих.
Но есть еще и третье свойство ноля, на которое Хармс обращает особое
внимание. Ноль в системе счета -- обозначает
...начальный пункт всего процесса; он отмечает виртуальное присутствие
считающего субъекта в том месте, где этот субъект начинает пересекать
рубеж того, что станет последовательностью отсчитываемых позиций.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185