Эта черта
-- специфическая особенность сказки. Между тем, не взирая на эту особенность,
сюжет обычно определяется так: берется одна какая-нибудь часть сказки (часто
случайная, просто бьющая в глаза), прибавляется предлог "о", и определение
готово. Так сказка, в которой есть бой со змеем, это сказка "о змееборстве",
сказка, в которой есть Кощей, -- это сказка "о Кощее" и т. д., причем единого
принципа в выборе определяющих элементов нет. Если теперь вспомнить о законе
перемещаемости, то с логической неизбежностью получается путаница, или,
выражаясь точнее, перекрестное деление, а такая классификация всегда искажает
сущность изучаемого материала. К этому прибавляется еще невыдержанность
основного принципа разделения, т. е. нарушается еще одно из элементарнейших
правил логики. Такое положение продолжается вплоть до наших дней.
Мы проиллюстрируем это положение двумя примерами. В 1924 г. появилась книга о
сказке одесского профессора Р. М. Волкова (Волков). Волков с первых же страниц
своего труда определяет, что фантастическая сказка знает 15 сюжетов. Сюжеты эти
следующие:
1) О невинно гонимых.
2) О герое-дурне.
3) О трех братьях.
10
4) О змееборцах.
5) О добывании невест.
6) О мудрой деве.
7) О заклятых и зачарованных.
8) Об обладателе талисмана.
9) Об обладателе чудесных предметов.
10) О неверной жене и т. д.
Как установлены эти 15 сюжетов -- не оговорено. Если же всмотреться в принцип
деления, то получится следующее: первый разряд определен по завязке (что здесь
действительно завязка, мы увидим ниже), второй -- по характеру героя, третий --
по количеству героев, четвертый -- по одному из моментов хода действия и т. д.
Таким образом, принцип деления вообще отсутствует. Получается действительно
хаос. Разве нет сказок, где три брата (третий разряд) добывают себе невест
(пятый разряд)? Разве обладатель талисмана не наказывает с помощью этого
талисмана неверную жену? Таким образом, данная классификация не является научной
классификацией в точном смысле слова, она не более как условный указатель,
ценность которого весьма сомнительна. И разве может подобная классификация хотя
бы отдаленно сравниваться с классификацией растений или животных, произведенной
не на глаз, а после точного и длительного предварительного изучения материала?
Затронув вопрос о классификации сюжетов, мы не можем обойти молчанием указателя
сказок Антти Аарне (Ааrne 1911). Аарне является одним из основателей так
называемой финской школы. Работы этой школы представляют собой в настоящее время
вершину сказочного изучения. Здесь не место дать надлежащую оценку этому
направлению. Укажем лишь на то, что в научной литературе имеется довольно
значительное количество статей и заметок о вариантах к отдельным сюжетам. Такие
варианты иногда добываются из самых неожиданных источников. Постепенно их
накопляется очень много, а систематической разработки нет. Сюда главным образом
и направлено внимание нового направления. Представители этой школы добывают и
сравнивают варианты отдельных сюжетов по их мировому распространению. Материал
группируется гео-этнографически по известной, вперед выработанной Системе, и
затем делаются выводы об основном строении, распространении и происхождении
сюжетов. Однако, и этот прием вызывает ряд возражений. Как мы увидим ниже,
сюжеты (в особенности сюжеты волшебных сказок) состоят в теснейшем родстве между
собой. Определить, где кончается один сюжет с его вариантами и где начинается
другой, можно лишь после межсюжетного изучения сказок и точной фиксации принципа
отбора сюжетов и вариантов. Но этого нет. Переме-
11
щаемость элементов здесь также не принята во внимание. Работы этой школы исходят
из неосознанной предпосылки, что каждый сюжет есть нечто органически-цельное,
что он может быть выхвачен из ряда других сюжетов и изучаться самостоятельно.
Между тем, вполне объективное отделение одного сюжета от другого и подбор
вариантов -- дело совсем не простое. Сюжеты сказки так тесно связаны между
собою, так переплетаются один с другим, что этот вопрос требует специального
предварительного изучения раньше выделения сюжетов. Без такого изучения
исследователь предоставлен своему вкусу, объективное же отделение пока даже
просто невозможно. Приведем один пример. В числе вариантов к сказке "Frau Holle"
Больте и Поливка приводят афанасьевскую сказку "Баба-яга" (Аф. 102). Имеются
ссылки и на ряд других очень разнообразных сказок на этот сюжет. Но они не
приводят сказки "Морозко". Спрашивается -- почему? Ведь здесь мы имеем то же
изгнание падчерицы и ее возвращение с подарками, ту же отсылку родной дочери и
ее наказание. Мало того: ведь и Морозко и "Frau Holle" представляют собой
персонификацию зимы, но в немецкой сказке мы имеем персонификацию в женском
облике, а в русской -- в мужском. Но, по-видимому, "Морозко", в силу
художественной яркости этой сказки, субъективно зафиксировался, как определенный
сказочный тип, как определенный самостоятельный сюжет, который может иметь свои
собственные варианты. Таким образом, мы видим, что вполне объективных критериев
для отделения одного сюжета от другого нет. Там, где один исследователь будет
видеть новый сюжет, другой будет видеть вариант и наоборот. Мы привели пример
очень простой, а при расширении и увеличении материала увеличиваются и
возрастают трудности.
Но, как бы то ни было, методы этой школы прежде всего потребовали списка
сюжетов.
Составление такого списка и предпринято Аарне.
1 2 3 4 5 6 7 8