Дорога в усадьбу заглохла, так что теперь дом стоял втупике, заросшем дикими травами, словно на заброшенном кладбище. Люди немало толковали об этом запустении, но так как народу вокруг было не так уж и много и люди жили далеко друг от друга, юнкера Матиаса вскоре совсем забыли. Вот так он и жил – единственный человек в опустевшей усадьбе. Под конец он остался совсем один, так как скотины у него тоже больше не осталось. Жил он, промышляя охотой и рыбной ловлей, если это вообще можно было назвать жизнью.Однажды люди, гнавшие стадо волов по проселочной дороге, увидели странное существо, приближавшееся к ним снизу, с заросших чертополохом полей Северного Страннхольма. Это был юнкер Матиас, похожий на дикаря, с длинными нечесаными волосами и беспорядочной бородой, одетый в старое рваное платье. Он, не говоря ни слова, совершенно спокойно застрелил вола из стада и остался стоять возле него, ожидая, когда стадо пройдет дальше. Погонщики подняли шум, не понимая, в чем дело, но юнкер не ответил ни слова, только пригрозил ружьем, и им пришлось отступить. Юнкер Матиас отрезал кусок мяса от воловьей туши и понес его домой. Два дня спустя в опустевшую усадьбу явились судебные исполнители и застали юнкера дома, он лежал на кровати в единственной жилой горнице. Мокрый земляной пол под ним походил на топь из земли, которую он годами натаскивал на ногах, сырости и заплесневевших растений. Из щелей в потолке свисали вниз длинные корни растений, которые пустили ростки наверху, на крыше.Окна были затемнены высокой полынью и другими травами, которые росли в усадьбе. Когда юнкер, или, вернее, совершенно неузнаваемый, обросший волосами человек, который когда-то был им, увидел людей и услышал, зачем они явились, он встал и оделся. Он попытался было что-то сказать, но они его не поняли; он разучился и говорить. Но когда его хотели арестовать, он взял ружье и стал объясняться с его помощью. Кончилось тем, что им пришлось уйти. Когда они явились снова с подкреплением, вооруженные, юнкер Матиас исчез. Его следы отыскались несколько недель спустя, в окрестностях Виборга, где на открытой проселочной дороге было совершено разбойное нападение. Вскоре он убил и ограбил какого-то барышника на Коллингской дороге. Это было последнее, что о нем слышали. Он покинул страну.Тогда Северный Страннхольм разделили на две большие крестьянские усадьбы и заброшенные, заросшие земли снова засеяли. Связь между усадьбами, которые когда-то составляли единое целое, была прервана совершенно. Новые хозяева Северного Страннхольма никогда и словом не перемолвились с йомфру Бирте. Она жила одна, и годы ее не пощадили. Пока она была молода, у нее еще появлялись женихи, но она прогоняла их прочь с насмешками и издевательствами. Потом ее оставили в покое. Она была нелюдимой, с годами ее стали называть Йомфру. Без конца рассказывали о ее чудачествах и нелюбви к людям. Вообще-то, доброй она и в самом деле не была, она не давала своим людям брать больше того, что им причиталось; она строго следила затем, чтобы все было сделано как следует. Она жила в усадьбе, в большой горнице и собрала здесь вокруг себя за долгие годы разных животных: множество мопсов, которые так разжирели от еды и старости, что лежали на подушках, не подавая признаков жизни, облысевших канареек на жердочке и попугаев в железной клетке, целую коллекцию безнадежно глухих кошек. А самым лучшим ее другом была старая овца, которая расхаживала по горнице и блеяла только тогда, когда начиналось новое время года или менялась погода. Давным-давно это была маленькая ярочка, белая, как летнее облачко, и преисполненная такого чувства собственного превосходства, что подпрыгивала на зеленом газоне, отталкиваясь всеми своими четырьмя маленькими ножками. Теперь она была слепа и походила на котомку нищего, набитую шерстью и старыми костями. Под конец овца впала в детство и ее пришлось кормить из бутылочки. Она так состарилась, что на лбу у нее начали расти рога, как у барана, и она, стоило ей проголодаться, умела требовать корм почти человеческим голосом. Никто не должен был подавать виду, что это овца. Многие задумывались над тем, что Йомфру любой ценой поддерживала жизнь в бедном животном. Кто его знает, с кем она заключила союз?! Но когда эта ручная, самая преданная овца наконец сдохла, йомфру Бирте повторила всю историю сначала и «удочерила» весной новую маленькую овечку, которая прожила у нее долгие годы, пока тоже не состарилась и не сдохла.На кладбище Страннхольма возвышается теперь богатый памятник на могиле йомфру Бирте Дам. До чего же удивительно видеть такой помпезный монумент в этом бесплодном краю! Прибрежные дюны, золотистые и серые, тянутся далеко– далеко, насколько хватает глаз, усеянные белыми как мел камнями, напоминающими мелкие косточки. Одинокая кладбищенская церковь тоже белая, как кость. Ее незатейливые башенки обращены в сторону фьорда с отлогим берегом и темной бесцветной водой. А на печальном кладбище таращит глаза нищета, здесь нет числа безымянным могилам, продолговатым бугоркам, поросшим белесой травой. Ветер пролетает мимо, как чужой, он дует только ради собственного удовольствия, думает только о своих нескончаемых делах и мчится, мчится все дальше и дальше. Морская ласточка описывает дугу в небе высоко-высоко, эта белая птица не прерывает полета, несется так легко, словно она слишком легка для воздушного пространства и слишком одинока. Гира! Гира! Прочь с дороги!Здесь все так заброшено, здесь так одиноко! Но на этом открытом ветрам кладбище, на пустынном берегу, стоит великолепный памятник Бирте Дам.
1 2 3 4 5