Потоптавшись на месте, он снова, с трудом отрывая от тротуара ноги и все больше замедляя шаги, пошел дальше.
Наконец у одного из подъездов человек остановился, взгляд его скользнул по двери, табличке. Он тяжело вздохнул и вошел в здание.
В пустом зале, заложив назад руки, расхаживал дежурный в военной форме.
Человек медленно прошел мимо, в самый дальний угол, тяжело опустился на деревянный диван и задумался.
Ему показалось, что войдя сюда, он захлопнул за собой дверь в яркий и светлый мир. По ту сторону осталась жизнь с ее радостями и волнениями, семья, работа, надежды. Все, что в его представлении еще вчера было будничным и серым, сейчас приобрело иную окраску. Сжав голову руками, человек пытался сосредоточиться, привести в порядок свои мысли, но это не удавалось – в голове мелькали обрывки воспоминаний, какие-то встречи, знакомые и чужие лица, разрозненные и незапоминаемые. Они проскальзывали, крутились, как ярмарочная карусель, мелькали и пропадали, не оставляя следа. Неожиданно откуда-то издалека все ясней и резче выплыло лицо ребенка. «Сын!» – на мгновение вспомнил он, и это причинило тупую, ноющую боль в сердце…
К нему кто-то наклонился. Открыв глаза, он увидел чужие ноги и поднял голову.
– Вам плохо? – спросил дежурный. – Может быть, воды, помочь чем-нибудь?
Пришедший усмехнулся.
– Помочь? – переспросил он и неслышно, одними губами, ответил: – Вряд ли!
Дежурный пожал плечами и отошел.
Человек хотел опустить голову, подумать, но хлопнула дверь, вернула к действительности. Надо было что-то делать! Он поднялся и направился к выходу. «Еще можно было уйти, вернуться туда, откуда пришел, – мелькнула мысль, – убежать, спрятаться, постараться все забыть». Человек ускорил шаги.
Улица была та же, светлая, шумная. «Хотя нет, что-то изменилось в ней, или нет, изменился я сам», – подумал он и остался у входа. Так и стоял, растерянный и опустошенный, не зная, что делать… Как быстро все менялось: ночью он хотел умереть, но, боясь смерти, поторговавшись с собой, он решил, что придет сюда. Сейчас он искал лазейку для себя, чтобы уйти, и только сознание, что ни на одну минуту, никогда его не оставит страх разоблачения, удерживало его у этой двери.
Глядя на проходивших мимо, остро завидовал им. Люди громко разговаривали, смеялись, не обращали внимания на понуро стоявшего у подъезда, а ему казалось, что все смотрят на него, догадываются о его мыслях и глубоко презирают.
Неужели когда-нибудь он был таким, как они, громко говорил, смеялся? – спросил он себя и не мог ответить. Какими мелкими и незначительными были неприятности прошлого, казавшиеся тогда чуть ли не трагедией. Как был бы он счастлив, если бы мог уйти отсюда…
Стоявший на противоположной стороне мужчина, ловко лавируя среди проходивших машин, подошел к нему:
– Что вы плачите? Будьте мужчиной! Смелее, смелее! – и, хлопнув по спине, вошел в дверь.
Человек пожал плечами, медленно обвел взглядом улицу, и, вытерев слезы, покорно вошел следом за ним.
В уже знакомом зале он нашел открытое окошко в стене, подошел к нему.
– Я инженер Полонский… Анатолий Андреевич Полонский! – повторил он. – Дайте мне пропуск. Я должен сделать важное сообщение…
XVI
Жажда стяжательства не проходила. Осенью Владимир Прохорович приобрел ботинки с острым носом, костюм с нейлоновой ниткой, разную мужскую мелочь. Бреккер подарил блестящий черный дождевик с миниатюрными лакированными погончиками, хорошенькую, окантованную голубой эмалью, зажигалку. Пришлось закурить, благо покупать сигареты не приходилось. Подарки определенно портили Сеньковского – чем чаще он получал их, тем большего хотелось. На глазок определяя ценность полученного, считал, что его обманули, чего-то недодали. Прежде щедрость квартиранта восхищала, сейчас вызывала зависть… и ожидание следующей подачки.
Правда, благополучие не доставалось даром – приходилось работать, и отдыхал он только во время дежурств на заводе. От мелких поручений – куда-то съездить, что-то привезти, сдать по своему паспорту какие-то вещи в комиссионку – Бреккер переключил его на более серьезное. Тоном, не терпящим обсуждения, послал однажды вечером на улицу Горького, в парадное, рядом с театром Ермоловой…
– Встретишься там с одним человеком, – сказал он, глядя в упор на робеющего Сеньковского.
– А как я его узнаю? – спросил Владимир Прохорович. Каждый раз новые поручения его пугали. А вдруг не справиться, сделает не так, и Бреккер останется недоволен.
Бреккер подробно рассказал, дал пароль. На вопрос: «Который час?» – неизвестный ответит: «Часы в ломбарде». Тогда Сеньковский должен спросить: «А какие?» И, если человек скажет «Салют» – значит, все в порядке. Это тот, кто нужен. Так вот этому человеку Владимир Прохорович должен передать пакет. Бреккер протянул Сеньковскому небольшой, плотно упакованный сверток.
– Что там?
– Любопытство – мать пороков, кажется, так говорят у вас, – засмеялся канадец, но все же сказал, что золото.
– Золото? – забеспокоился Владимир Прохорович.
Бреккер кивнул головой, точно речь шла о самом обыденном, и добавил:
– Десятки, сто штук. Передай этому человеку, а от него получи пакет, – он улыбнулся, – более легкий.
– Деньги, что ли? – высказал предположение Сеньковский и сейчас же с опаской спросил: – Как же я считать в парадном их буду?
Но канадец качнул головой:
– Не надо!
Сверток был тяжелый. Владимир Прохорович положил его в старенький портфель, в котором возил на дежурство еду, мыло, полотенце, и поехал. Сидя в троллейбусе и поглаживая портфель, оглядывая пассажиров, думал о своих делах, но мысль все время вертелась вокруг свертка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50