Изверг! – отозвались два приятеля. – Значит, вы не ранены?
– Ранен? Конечно же, нет! Как только я увидел, что он размахивает своим древним мушкетом, я бросился бежать со всех ног.
С мрачным выражением на лицах друзья Джакомо подхватили его под мышки и поставили на ноги. Антонио довольно грубо отряхнул пыль с его одежды. Черная маска подняла со ступеней шляпу Джакомо и напялила ему на голову. Они поднялись на мост.
– Я чуть не лишился чувств, – хныкал Джакомо. – Я услышал, как над моим ухом просвистела пуля, и подумал, что приближается конец! О, какой ужасный скандал! Как только они выяснят, кто мы такие…
– Никто не выяснит, – убежденно сказал Антонио. – Как они это сделают?
– Догадаются! – ответил Джакомо. – Старый Моросини знает нас. Нас всех! О, ужасно! Каким же я был дуралеем, что позволил вам себя уговорить! Он даже может вызвать нас на дуэль! Я уверен, он так и поступит!
– Вызвать на дуэль? По какому поводу? Ведь мы только…
– …пели серенаду очаровательной Грациэлле…
– …на которой он прежде всего не имел права жениться. В его-то возрасте!
– Похотливый сатир! А как он себя ведет? Настоящий собственник!
– Не разрешает ей заводить любовников. Даже одного! Не оставляет ее наедине с друзьями!
– Она замужем уже два года и давно могла бы заиметь постоянного спутника – чичизбео. Прискорбно. Возмутительно.
– Моросини – пережиток прошлого. Реликвия! Доисторический тип!
– Как бы то ни было, – твердо сказал Джакомо, – нас должны были предупредить. Мужчина, последовавший дурному совету влюбиться в свою собственную жену, не заслуживает доверия. Он становится безумцем! Такой человек способен на что угодно.
Три ряженых взяли друг друга под руки и направились к противоположному концу моста. Их смех эхом отдавался вслед за ними.
* * *
В этот день камердинер разбудил своего хозяина, сорокалетнего аристократа Алессандро Лоредана, впервые в столь раннем возрасте избранного на высший пост комиссара морей, в полшестого утра. Прежде чем выбраться из постели, Лоредан позволил себе небольшую роскошь – выпил чашку очень крепкого кофе, сбросил ночную сорочку и ополоснул лицо и туловище ледяной водой. Побрил его камердинер, но оделся он без посторонней помощи. Алессандро не нравилось, когда слуги чересчур суетились вокруг него.
Он надел чистую батистовую рубашку и быстро, ловко, без лишних движений повязал длинный шейный платок, натянул шелковые чулки и атласные панталоны. Втиснулся в серый шелковый жилет, надел черные сафьяновые туфли и наконец набросил на плечи сюртук из тонкого черного сукна со стоячим высоким воротником. Лоредан поддернул кружевные манжеты так, чтобы они не выступали более чем на сантиметр из-под рукавов сюртука, отряхнул с плеч несуществующие пушинки и быстро оглядел себя в высоком зеркале. Костюм был скроен безупречно, в полном соответствии с вкусами современной моды. Алессандро выглядел безукоризненно элегантным.
Прежде чем выйти из комнаты, он бросил взгляд на картину, висевшую над кроватью. На ней, завершенной великим художником Тицианом в 1555 году, изображался дож Леонардо Лоредан, ведущий в бой свое войско. Его темное, худощавое лицо сияло уверенностью в справедливости отстаиваемого им дела. Одной рукой он высоко над головой поднял сверкающий меч, а в другой держал штандарт с ликом святого Марка. Дож стоял на носу венецианской военной галеры. На заднем плане виднелись лица моряков, исполненных благоговейного страха и надежды. В небе над ними парили Пресвятая Дева Мария и сам святой Марк, их безмятежные улыбки свидетельствовали, что они одобряют грядущую битву.
До сих пор – на дворе стояла зима 1788 года – три члена семьи Лоредан избирались дожами – верховными руководителями Венецианской республики; Алессандро Лоредан рассчитывал стать четвертым.
Проходя через зал, он заметил, что из-под двери комнаты его матери пробивался луч света. Она, следовательно, не спала. Он слегка постучал в дверь, и мать пригласила его войти.
Донна Розальба Мосеньо Лоредан сидела в постели. Ее седые волосы прикрывал домашний чепец. На стеганом покрывале было разбросано множество книг, бумаг, огрызков фруктов и остатков сладостей, носовых платочков и маленьких коробочек. Посреди всего этого беспорядка мирно похрапывала белая собачонка.
– Как это любезно с твоей стороны, Алессандро! – Мать закрыла книгу.
– Мама, ты когда-нибудь спишь?
– Когда удается. Я обнаружила, что со старостью желание поспать, или что-нибудь пожевать, или помочиться одолевает меня в самое неподходящее время.
Алессандро склонился над протянутой рукой матери, и она жестом показала, чтобы он присел.
– Посиди минутку. Я тебя теперь так мало вижу!
– Прости, мама, – рассеянно сказал он.
– Никак не пойму, что творится с современной молодежью. Все время бегут, туда-сюда! Ну вот я становлюсь похожа на ворчливую старуху, которая считает, что дети обязаны ходить перед ней на задних лапках! Если бы не дорогой Карло, я бы умерла от скуки. Он все эти годы остается таким верным!
Алессандро кивнул. Карло Дандоло, старинный друг матери, являлся ее чичизбео, или, другими словами, кавалером, которого она выбрала себе в спутники через год после того, как вышла замуж за отца Алессандро.
В Венеции издавна стало обычаем для замужних женщин – будь то богатые или бедные – почти постоянно иметь рядом с собой синьора своего возраста и социального круга, но не мужа! Он должен был сопровождать ее при выходе из дома, нести покупки или молитвенники, визитные карточки и веер, помогать ей войти в гондолу и выйти из нее, ссужать деньгами, коль скоро той случалось проиграться за карточным столом, говорить комплименты, делиться сплетнями и развлекать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141