На эти вопросы у меня не было ответов.
Я с удовольствием закружилась в вихре светской жизни. Конечно, Новый Орлеан не Париж, но луизианцы французского происхождения были культурны и образованны, и их общество я находила занятным. Любимой темой разговоров в светских гостиных были приключения дедов и прадедов нынешнего поколения луизианцев, приплывших сюда в начале восемнадцатого столетия.
Консервативные креолы продолжали считать себя французами, несмотря на то что город за столетие несколько раз переходил от Франции к Испании и наоборот, пока его окончательно не прибрала к рукам Америка. За эти годы французы перемешались с испанцами и англичанами, и это смешение кровей придавало жителям Нового Орлеана особое обаяние. Кстати, второй излюбленной темой была возможная война с Англией и ее последствия для Луизианы.
Мамаши держали детей в провинциальной строгости, и во мне они видели потенциальную угрозу дурного влияния. Но я научилась легко и просто разрушать возникшую было стену недоверия. Стоило мне заметить неодобрительно поднятую бровь, как я пускалась в рассказы о Лесконфлерах-крестоносцах, о моем папочке - генерале Лесконфлере, друге Наполеона, и тут же появлялись благосклонные улыбки. Я и подумать не могла, что мои знаменитые предки пригодятся мне в далекой Америке!
- Жан, только представь себе, - весело говорила я, - самая порочная женщина в городе благодаря всего лишь хорошей родословной становится желанной гостьей чуть ли не в каждом доме. Ну где еще, если не в этой чудесной стране, такое возможно!
Жан обнимал меня так, что я боялась задохнуться.
- Значит, сама судьба занесла тебя на эту обетованную землю. Там, наверху, знают, что у нас в Новом Орлеане превыше всего ценится красота.
- Вы, новоорлеанцы, обычные снобы. Жан, - смеялась я, - они копируют мои платья, прически - чуть ли не все девчонки постригли волосы «под Элизу», ты заметил? Моим именем называют даже еду: суфле «Элиза», соус «Лесконфлер»! Никогда не слышала о такой чепухе!
- Бедные американцы, Элиза. Даже креолы, и те больны той же болезнью: они страшно в себе не уверены. Они считают себя ниже своих европейских собратьев, вот и стараются изо всех сил прыгнуть выше головы. Только не говори мне, что европейцам несвойственно глупое желание походить на сильных мира сего. Вспомни, несколько лет назад женщины состригали волосы, чтобы походить на Марию-Антуанетту, идущую на эшафот.
- О, Жан, мне нравится их обожание. Но еще больше мне нравится твое обожание, и еще - ты никогда не требуешь от меня невозможного, не считаешь денег, что я трачу.
- Зачем мне считать их? Это не мои деньги.
Я прыснула от смеха.
- Жан, иногда с тобой я бываю по-настоящему счастливой. - И я обняла его.
- Спасибо, дорогая, я надеюсь, ты говоришь искренне. Тон его был неожиданно серьезным, и я подняла взгляд вверх. В глазах его была горечь, которую я не замечала раньше: Жан Лафит любил меня. Отчего-то это открытие не принесло мне ожидаемого счастья, и, когда я осталась одна, я спросила себя - почему. Ответ был прост: я его не любила, не любила так, как он любил меня. Да, он мне очень нравился. Более того, в нем была вся моя жизнь, но я никогда не принадлежала ему целиком, со всей страстью, бездумно, инстинктивно, так, как было только с одним человеком - с Гартом Мак-Клелландом.
Гарт не заслуживал моей любви - Жан был в сотню раз лучше его. Но я не способна была любить Жана или кого-то другого так, как я любила и ненавидела Гарта.
Как-то в феврале, примерно через неделю после Марди Грас, семейство Арсени устраивало костюмированный «пиратский бал» в нашу честь. Вначале мы с Жаном решили было появиться так, как одеваются настоящие пираты: прийти босыми, простоволосыми, оборванными и грязными. Целый час мы веселились, представляя, как вытянутся лица у местных снобов, однако в конце концов решили одеться прилично. Жан надел белые атласные бриджи до колен и темно-зеленую фрачную пару, а я - платье из тускло-зеленого шелка с высокой талией и пышными рукавами. Белые камелии, украшавшие платье, должны были несколько сгладить впечатление от скандально глубокого декольте. Надев бархатные полумаски, мы взглянули на себя в зеркало: на нас смотрела пара загадочная и таинственная.
Как раз перед выездом приехал Пьер со срочным известием: речь шла об испанском судне, следовавшем в Бразилию. Жан довольно быстро покончил с этим делом, но на бал мы опоздали.
- О, мои дорогие, - ворковала мадам Арсени, - как мило с вашей стороны, что вы все же пришли. Мы все так счастливы, - добавила хозяйка с умильно-слащавой улыбкой. - Андре, посмотри, Элиза наконец приехала! Вы не возражаете, господин Лафит, если мой сын ангажирует Элизу на первый танец? Она сразила его наповал: бедный мальчик совсем потерял голову.
Я послала Жану воздушный поцелуй и закружилась в танце. Раз, два, поклон, поворот. Андре был робок и молчалив.
Руки его на моей талии дрожали от напряжения. Всего однажды мне удалось добиться от него фразы, состоящей более чем из двух слов. Когда он осмелился сказать, что я сегодня прекрасно выгляжу, пары, танцевавшие рядом с нами, удивленно обернулись. Его мамаша и прочие родственники, зорко наблюдавшие за поведением дитяти, расшумелись так, словно Андре был годовалым младенцем, произнесшим свои первые слова. Неудивительно, что после этого бедняга замолчал и за вечер так больше и не произнес ни словечка, хотя старался все время держаться подле меня и улыбался мне с обворожительной искренностью влюбленной юности.
Не успел закончиться один танец, как стайка молодых людей окружила меня, требуя наперебой чести повести меня в вальсе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161