Более последовательные чернецы
брак отрицали начистую, настаивали на хотя бы внешне соблюдаемом девстве и
говорили, что, чем жить с венчанной в антихристовой церкви женою, лучше
сожительствовать с пятью блудницами, а потом приносить покаяние. Две точки
зрения схлестнулись в Бухаре, угрожая разорвать общину изнутри, но здравый
смысл возобладал, и после отчаянных споров был выработан компромисс.
Когда наступало время, молодым разрешалось по благословению родителей
сходиться и заводить детей. На этот срок они отлучались от часовни и общей
молитвы и обязаны были сорок дней поститься и класть по тысяче земных
поклонов, а после совершения обряда очищения разводились на чистое житие.
Однако удовлетвориться таким решением могли не все: одним отлучение от
общины и молитвы, даже временное, представлялось страшным лишением, и пугала
сама мысль о смерти в этот период, другие, даже и заимев детей, не в силах
были жить целомудренно. Вопрос остался до конца нерешенным, и его
нерешенность грозила подорвать здание скитской жизни.
А между тем, как ни была оторвана Бухара от мира, как ни уклонялись ее
жители от переписи населения и податей, спрятаться совсем они не могли. И
если в относительно либеральные для раскола времена матушки Екатерины, ее
нелюбимого сына и возлюбленного внука правительство снисходительно смотрело
на всех многочисленных и разнообразных российских инаковерующих, то
напуганный распространявшимися по государству заморскими и отечественными
ересями Николай Павлович взглянул на дело совершенно иначе.
Решительный Государь принялся шерстить сектантскую Русь, что весьма
причудливо сказалось на судьбе ему не ведомой Бухары. Когда у правительства
наконец дошли руки до самых отдаленных уголков империи, в деревню был
снаряжен и отправлен молодой и энергичный священник, имевший целью наставить
темное население на путь официальной веры. Среди первейших перед ним стояла
задача убедить отщепенцев венчаться в церкви по общепринятому в государстве
чину, не творить блуда и жить обычной христианской жизнью.
Иерей столкнулся с отчаянным и дерзостным сопротивлением старцев,
запретивших своим чадам идти к еретическому попу под страхом вечного
отлучения от общины, а также отказа поминать усопших и крестить младенцев.
Ослушаться наставников никто не решился, и, несмотря на все посулы и явные
выгоды, обитатели Бухары продолжали собираться в молельне и совершать службы
на свой манер, веруя в то, что Господь их за это не оставит и правда
восторжествует.
Постепенно пришлый попик с горя и бедности - поскольку, не имея прихода, не
имел заработка - запил, тем самым окончательно уронив и себя, и свою
конфессию в глазах трезвых и работящих бухарян. Однако он полюбил ловить в
Пустой жирных харюзочков и сижков, уезжать никуда не собирался, и местное
население в конце концов к нему привыкло и никакого вреда не чинило. О его
миссии в Петербурге позабыли, и он больше никого не трогал и ни к чему не
призывал, смиренно дожидаясь своего часа.
Шло время. Россия проигрывала и выигрывала войны, подавляла внутренние и
внешние бунты, вершила реформы, говорила по-французски, увлекалась мистикой
и масонством, Европой и собственной стариной, строила железные дороги,
поражала весь мир богатством и расточительностью; старозаветные рогожские
купцы переняли протестантский дух и сделались миллионерами, меценатствовали
и кутили, и только в самых глухих таежных заимках затянулся бунташный век.
Бухаряне по-прежнему жили так, словно лишь им одним, не разорвавшим
священный завет с истинным Богом, будет уготовано на небесах спасение. На
этом завете воспитывались десятки и сотни из них, с этой исступленной верой
они отказывались от всех радостей земной жизни и преодолевали муки плоти.
Но все же какие-то веяния проникали и в эти глухие места. Сказывалась ли
почти двухвековая усталость, или же обречены были попытки изменить
человеческую природу, но в каждом новом поколении, хоть и вскармливалось оно
с младенчества в страхе Божьем, были те, кто искал своего пути и, казалось,
только ждал случая, чтобы открыто выступить если не против самих обычаев
старины, то по крайней мере за более гибкое к ним отношение. Это инакомыслие
старцами жестоко подавлялось, но снова возникало и постоянно держало общину
в напряжении.
Однажды в скиту появился необычный человек. Он говорил на понятном бухарянам
языке о приближающихся временах Страшного Суда, одобрял их стремление к
девству и чистоте и проповедовал, что единственный путь спасения состоит в
убелении, то есть отсечении греховных уд - орудий, коими диавол соблазняет
душу.
Моложаво выглядевший для своих преклонных лет гость увлекательно расписывал
старцам преимущества подобного выбора, указывая на то, что в этом случае
всякие соблазны у нестойких членов общины покушаться на чистоту
вероисповедания будут исключены и непорочная жизнь и беспрекословное
послушание безо всяких усилий сделаются общим правилом. Помимо этого, он
намекал на возможность личного бессмертия и вознаграждения не только в той,
но уже и в этой жизни, ибо, по его убеждению и опыту, именно наличие у
человека греховных уд является источником смерти. Таковыми убеленными,
витиевато объяснял мудрец, были прародители наши до грехопадения, а
появившиеся впоследствии у Адама уды явились воплощением древа греха, равно
как груди Евы - символом запретного плода. Первым же оскопившимся и
искупившим человеческие грехи был сам Господь Исус Христос, свидетельством
коего события является праздник Обрезанья Господня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70