Осокина бусина.
Знать, успела всё-таки подарить её Колояру…
И капли крови стали для неё обрамлением из венисов…
Мальчику вдруг показалось, что убийца тоже её искал, вспахивал когтями окровавленный снег, только бусина ему не далась. Спряталась, дождалась тех, кто зверя спугнул…
Глубоко вмятые отпечатки тянулись в сторону Крупца, туда, где мирно дымила за лесом деревня ничего не подозревающих Зайцев. Следы видны были отчётливо, но бесстрашный Летун идти по ним явно не хотел, да хозяева и не понуждали его. Следы принадлежали чудовищу, вдвоём с ним не сладить. На такого врага если уж выходить, так всем миром.

Крик рожка

Если по уму, следовало со всех ног бежать в родную деревню. Причём бежать тихо, не поднимая лишнего шума, ведь страшный зверь был где-то рядом и вполне мог вернуться. Отметины крови, что сопровождали следы, были слишком редкими. Значит, Колояр со Срезнем его опасно не ранили, больше обозлили.
Но следы вели прямо к Зайцам. Мыслимо ли убежать, не предупредив их об опасности?
Бусый непослушными пальцами заталкивал бусину с прядкой в поясной кошель и неотрывно смотрел на отца. Никогда ещё в жизни он не испытывал подобного страха. Даже тогда, на берегу Светыни, когда ноги мало не отнимались, только бы не идти за хворостом в лес. Стыд вспомнить ту детскую боязнь темноты, в которой якобы могло притаиться нечто ужасное. Нынешний страх был совсем другим. Он жил наяву. Этот страх только что люто растерзал Колояра и шутя сломал спину Срезню. Он оброс бурой щетиной, у него были кривые когти и смрадная слюнявая пасть, полная хищных зубов. Он взывал из самых костей, он понуждал забыть про соседей и скорее бежать, пока с ним и с отцом не случилось то же, что с Колояром.
Ну да, а потом жить всю жизнь с мыслью о том, что мог весть Зайцам подать, да смалодушничал…
Летобор ответил почти точно таким же взглядом, отстегнул от пояса прадедовский рожок и передал сыну. Рожок был тот самый, в который Бусый трубил звонко и радостно, возвещая о ледоходе. Маленький, изогнутый полумесяцем, сверкающий чистой медью и нарядной серебряной оправой. Белки всем на зависть умели делать такие рожки. Пели они звонко и чисто и каждый по-своему, и звук летел далеко, деревни с деревнями перекликались, передавали вести, добрые и дурные, из конца в конец обширной веннской земли.
Бусый со строгим поклоном принял рожок. Он понимал, почему трубить предстояло именно ему. Летобор стоял стражем, держа наготове лук. Мальчик стиснул зубы, унимая дрожь, и затрубил. Никому не дай Боги даже услышать подобный позыв, какое там самому его подавать. Голос рожка забился в небесах, как набат.
Ещё раз. И ещё…
Наверняка Зайцы услыхали его. Очень может быть, что услыхали и Белки. И где-то в лесной трущобе Трущоба – густой непроходимый лес, сплошь загромождённый буреломом, корягами и трухлявыми пнями.

насторожилась, повернула окровавленную морду страшная тварь, и в глазах её затлели красные огоньки.
Последняя трель ещё звенела, разносясь на вёрсты вокруг, а отец с сыном уже во весь мах мчались прочь, силясь добраться до родной деревни раньше, чем чудовище, разъярённое их дерзким предупреждением, доберётся до них самих.
Летобор велел Бусому бежать впереди. И это опять было понятно. Если зверь нападёт, то скорее всего – сзади. И покуда батюшка жив, к сыну смерть он не пропустит. Ни за что.
Летун бежал рядом с людьми, то и дело оглядываясь, может, чувствовал что?… Поднятая шерсть всё не укладывалась…
Как глаголет верная примета, злосчастья поодиночке не ходят, уж коли явилась беда – отворяй ворота, жди следом другую.
И другая беда долго о себе гадать не заставила.
В каких-то сотнях шагов от места гибели Колояра Летобор не в меру разогнался на крутом спуске, и там, где свернул в распадок лёгкий телом мальчишка, Летобора метнуло по склону, бросило на покрытую снегом валежину. Он упал врастяжку, только почувствовав, как что-то вроде толкнулось в бедро. Досадуя, подхватился встать…
И едва удержался от крика. И увидел вышедший наружу из своей ноги острый, как кабаний клык, еловый сучок. Сплошь перемазанный кровью.
Летобор напоролся на него в падении и теперь неловко висел, как мелкая пташка, насаженная на шип запасливым сорокопутом.
Сквозь пелену боли увидел склонившееся над ним лицо сына.
– Батюшка…
– Ты беги, – прохрипел Летобор.
И тут у Бусого разом куда-то подевался весь страх. А миг спустя пересохли и слёзы.
Отцу было плохо. Куда же тут побежишь? А плакать – недосуг, если худо кому, значит, помогать надо, а не цепенеть от испуга или слёзы бесполезные лить.
Бусый всё-таки не первый год жил на свете, он видел смерть и любовался рождением. Цвет крови сразу сказал ему, что сук, пропоровший ногу отцу, задел в ней широкую боевую жилу Боевая жила – артерия. Кровь в ней «бьётся» – ощущается пульс.

. И потому никак нельзя высвобождать его из раны, во всяком случае, прямо здесь и сейчас. Вытащи – и хлынет кровь, и в одиночку ему не сотворить жгут, способный её удержать. Тут подмога нужна, мужская взрослая сила. Не то отец истечёт кровью и умрёт прямо у него на глазах.
Вот когда кстати пришёлся подаренный виллами нож. Дивная сталь легко отсекла зловредный сук от ствола. Летобор застонал, сполз с валежины, кое-как устроиться в снегу и скорее подтянул к себе лук. Добрый был лук, повитый берёстой, и кожаная тетива не боялась ни сырости, ни мороза… Между прочим, действительно не боялась.

Охотничья сноровка позволяла Летобору стрелять даже теперь, раненным и ослабшим. Только идти он больше не мог.
– Ты бы за подмогой, сынок, – выговорил он, заранее зная, что Бусый его не послушает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71