Лицо императора искажала гримаса отчаяния и горя, его стенания перемежались рыданиями и пронзительными криками, звучавшими как вой потерянной души. Это странно напоминало брошенный сумасшедший дом, где остался только один обитатель.
– Он умирает? – свирепо спросила Равенна.
– Скоро умрет. – Я указал на мигающий красный огонек сбоку от окна, каким-то чудом переживший разгром. Он означал перегрузку реактора, хотя вокруг него не было кольца, которое указывало бы на близкое расплавление.
– Тогда зачем мы теряем время?
– Не знаю. – По правде говоря, мне было трудно поверить, что эта раздавленная фигура, нечеловечески воющая – император, наш пленитель, мучитель Равенны. Однако это был он. Не узнать это лицо я не мог.
При звуке наших голосов Оросий попытался отпрянуть. Он уставился прямо на нас безумными, расширенными глазами. Глазами, которые были серыми, а не бирюзовыми, я мог различить это даже в темноте.
– Нет! – крикнул император. – Нет! Пожалуйста! Не приближайтесь ко мне! Я нечист!
– Ты хуже, чем нечист, тварь, – процедила Равенна, когда мы встали над ним. Ее кулаки были сжаты, и я на миг подумал, что она набросится на Оросия, такого жалкого и беззащитного. – Ты – мерзость.
– Я знаю, – сказал он голосом скорее испуганного ребенка, чем взрослого мужчины. – Рантас, нет! Вы! – Император попытался отползти, мучительно закашлялся и обессиленно обмяк. – Нет!
Его крик превратился в вой, и я отвернулся, чтобы не видеть искаженного лица.
– Ну и каково тебе? – мрачно спросила Равенна. – Ты думал, я причинила тебе боль, но эта боль должна быть в десять, в сто раз хуже. Во всяком случае, хуже того, что ты чувствовал раньше.
– Значит, это был не сон… Я надеялся… Что это? – Он заворочался, руки и ноги слабо задергались. Потом выставил руку перед лицом, словно защищаясь от нас. – Мама, где ты? Мама, иди сюда!
– Совершенно спятил, – изрекла Равенна с отвращением, смешанным с чем-то еще. Возможно, с удовлетворением, а может, нет. – Теперь он безумец, а не просто выродок.
– Где ты? Почему темно? Я боюсь темноты… но они приходят и запирают меня в темноте, они говорят, что свет – это плохо. Это не плохо, мама, пожалуйста, приди и открой ставни! – продолжал бессвязно бредить император.
– Мама? – повторила Равенна. – Мама?
– Оросий прогнал ее, – тихо объяснил я. – После своей болезни, лет семь или восемь назад.
Мой отец сказал, что болезнь изменила его. Случившись так скоро после смерти Рейнхарда Кантени, она стала концом «Ренессанса Кантени», который казался близким в последние несколько лет царствования Персея. Это в то время перенесся Оросий в своих предсмертных галлюцинациях?
– Убей меня, – сказал император, резко возвращаясь в ясное сознание и переставая дергаться. Он устремил пристальный взгляд на Равенну. – Пожалуйста, убей. Ты имеешь на это право после того, что я сделал… Ты кричала, кричала, а я тебя пытал. Еще, и еще, и еще и… и еще. Подвесил тебя за ноги… нет, то была не ты, кто-то другой, рыжие волосы. О Рантас, что я сделал? Как я мог?
Я встал на колени рядом с Оросием, схватил руку, которой он закрывал голову, и сосредоточился, посылая по ней свое сознание. Я закрыл глаза. Мостик исчез, и я парил в темноте своего ума, глядя на тело императора, лежащее на полу. Одна нога «раздавлена, кости раздроблены от бедра до стопы, имеется внутреннее кровотечение, темная шишка на голове, а также множество других ссадин, порезов и ожогов на руке от плеча до локтя.
И как в случае с Палатиной, на всем этом лежал чуждый покров магии – поколения ее концентрировались в каждой клетке тела Оросия. Но эта магия была подобна отсвету заката, будто была тенью чего-то большего, что ныне исчезло и уже не вернется.
Я опустился слоем ниже, в область разума, следя, чтобы ни к чему не прикасаться. Ярость, горечь ударили в меня, как волны, но была там и огромная печаль, в уме хаотичном, извращенном, обезображенном шрамами.
И еще там имелась стена, точно как у Палатины, проходящая в том же самом месте, только старше, сильнее. Сейчас она была разбита, остались только развалины, и ум Оросия захлестывал водоворот эмоций. Я ощутил ужасное чувство вины и одним движением вырвался на свободу, выдергивая у него свою руку.
– Ты как? – с беспокойством спросила Равенна. Она встала на колени рядом со мной и, держа мою голову, всмотрелась в мое лицо как целитель, ищущий симптомы. Потом потянулась к руке императора, чтобы взять ее, как я брал. Оросий отдернул ее, но Равенна схватила его за рукав и подтянула его руку назад. Ткань императорской туники треснула.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем девушка разорвала связь, позволяя Оросию отодвинуться.
– Это ум сумасшедшего, Катан, – сказала Равенна, ее взгляд снова стал затравленным. – Никто ничего не сможет сделать.
– Он потерял свою магию?
– Да. Вот почему его глаза изменились, стали такими, какими были изначально. Оросий умрет бессильным, как все люди, которым он причинил боль за многие годы. Это ужасно. Я еще легко отделалась: те вещи, что он делал сам, и те, что позволял делать другим… если бы этого не произошло…
Равенна закрыла глаза и схватилась за мою руку, чтобы удержать равновесие. Я молчал, удивляясь про себя, как мне удается сохранять даже подобие спокойствия? Но я не мог чувствовать ярости, глядя на этого человека, который меньше часа назад был императором Фетии, а теперь лежал и бредил, медленно умирая на мостике погибшего корабля.
– Пожалуйста, не уходите, сначала убейте меня! – взмолился Оросий. – Я уверен, ты можешь оказать мне эту услугу, брат, даже если она не хочет.
Я немо покачал головой, сам не понимая своего отказа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166