В молодости лицо у нее было круглое, мягко очерченное; и голос необыкновенно тихий, словно у выздоравливающей. С возрастом она стала как-то угловатее; и голос гортанный, и очерк подбородка прямо-таки мужской. Ему это было любопытно, он это, пожалуй, даже одобрял: Джин ему вообще нравилась. Она остановилась и, склонившись на каменную ограду, обводила взглядом могилы.
– Кладбище вот тоже, – сказала она, – удостоверяет существование других людей.
– Каким то есть образом? – спросил он.
Она не знала каким. Сама сказала, и все-таки не знала. И чем больше думала, тем больше недоумевала.
Он безуспешно попробовал перебраться через ограду. Ограда была низкая, но ему не по силам.
– Мне уж под пятьдесят, – сказал он без тени смущения, даже без извиняющейся улыбки, и она вспомнила, как на той ферме в 1907-м, когда он случайно заметил, что у них обоих молодость за спиной: ему – двадцать восемь, ей – тридцать один, ей стало больно и грустно, пока она не сообразила, что он ведь это просто так, ради фактической точности. И она, переняв его повадку и тон, очень спокойно подытожила еще до истечения месяца: «Мы с тобой люди разного круга».
Он отряхнул с брюк кладбищенскую пыль.
– Да, мне под пятьдесят. Однако надо бы все-таки взглянуть на могилы. Что ж, значит, через ворота.
И они пошли между могилами, склоняясь и читая надгробные надписи.
– Верно, верно, я вполне согласен, – сказал он, – что фамилии и даты, высеченные на камне, обозначают чужое существование. Доказывать не доказывают, но свидетельствуют.
– Конечно, – сказала она, – надгробные плиты тоже, может бытъ, нам привиделись. Но, по-моему, вряд ли.
– Да, эту возможность следует учесть, – сказал он так вежливо, что она рассердилась.
– Могилы, однако же, свидетельствуют очень веско, – сказала она. – Кому это надо – хоронить людей, если они не существовали.
– О да, вот именно, – подтвердил он.
Они прошли прогулочным шагом по короткой аллейке к дому, и Летти, сидевшая за работой у окна библиотеки, взглянула на них и отвела глаза. В дверях навстречу им появилась огненно-рыжая, коротко стриженная Лиза Брук.
– О-о, привет некоторым, – сказала она, шаловливо покосившись на Джин Тэйлор.
Алек прошел прямо к себе, а мисс Тэйлор пошла искать Чармиан. Ей встретились несколько человек; все они ее непринужденно приветствовали. Общество было, что называется, свойское: прогулка с Алеком нынче, летом 1928-го, ей в счет не ставилась, даром что некоторые помнили скандальчик былых дней – их идиллию 1907-го. Только некий бригадир, чужак, приглашенный просто потому, что хозяину было надо с ним посоветоваться на предмет скотоводства, заметил, как они гуляли, и потом спросил на слуху у мисс Тэйлор:
– А что эта за дама прохаживалась с Алеком? Как-то я ее раньше не замечал.
И Летти, которая терпеть не могла Джин, однако же чуждалась узколобого снобизма, отозвалась:
– Ах, эта, это горничная Чармиан.
– Оно, конечно, всякое бывает, но боюсь, что прочей прислуге такое не по нутру, – заметил бригадир, нимало не погрешив против истины.
И все-таки, размышляла Джин Тэйлор, сидя напротив Алека в палате лечебницы Мод Лонг, пожалуй что, он не просто насмешничал. Хоть наполовину, а допытывался всерьез.
– Будь посерьезнее, – сказала она, глядя на свои искореженные артритом руки.
Алек Уорнер посмотрел на часы.
– Тебе пора идти? – спросила она.
– Нет, у меня еще минут десять. Только что через парк ходу битых три четверти часа. У меня, знаешь ли, со временем поневоле туго. Мне ведь уже под восемьдесят.
– Очень я рада, что ты тут ни при чем, Алек – насчет телефонных звонков...
– Друг мой, ну это же все Летти навоображала, неужели непонятно.
– Ох, нет. Два раза ей передавали через Годфри. «Передайте, – говорил некто, – даме Летти, что ее ждет смерть».
– Как, и Годфри тоже слышал? – удивился он. – Ну, тогда это, наверно, какой-нибудь сумасшедший. И что же Годфри? Испугался?
– Тут дама Летти ничего не говорила.
– Ты, ради бога, разузнай, как они реагируют. Только бы полиция не сцапала беднягу раньше времени. Такие могут быть интересные реакции. – Он поднялся.
– Да, Алек, погоди уходить, у меня к тебе еще кое-что.
Он снова сел и положил шляпу обратно на ее тумбочку.
– Ты знаешь миссис Джопабоком?
– Цунами? Супруга Рональда. Невестка Лизы Брук. Семьдесят первый год. Я с нею познакомился на пароходе возле Бискайского залива в тысяча девятьсот тридцатом. Она была...
– Она самая. Она состоит в нашем больничном комитете. Старшая сестра у нас никуда не годится. Все до одной хотят, чтобы ее перевели. Нужно входить в подробности?
– Не нужно, – сказал он. – Ты хочешь, чтобы я поговорил с Цунами.
– Да. Объясни ты ей, что сестра, о которой идет речь, попросту переутомилась, не по силам ей здесь. Недавно с нею даже вышел скандал, но его замяли.
– Сейчас мне с Цунами переговорить не удастся. Она легла на операцию на прошлой неделе.
– Серьезная операция?
– Рак матки. Но в ее возрасте это само по себе уже не так опасно.
– Что ж, значит, ты для нас пока ничего не сможешь сделать.
– Я подумаю, – сказал он, – с кем бы еще поговорить. Ты ведь, наверно, обращалась к Летти?
– Обращалась.
Он улыбнулся.
– Оставь ее. Пустая трата времени. Ты подумай как следует, Джин, не перебраться ли тебе в тотсуррейский пансионат. Это ведь не слишком и дорого: нам на пару с Годфри вполне по карману. Думаю, что Чармиан тоже скоро там окажется. Джин, тебе непременно нужна отдельная комната.
– Теперь уже нет, – сказала мисс Тэйлор. – Я отсюда не поеду. У меня здесь друзья, это мой дом.
– До будущей среды, друг мой, – сказал он, взяв шляпу и пристально оглядывая бабунь, всех по очереди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63