— Это она, моя Юлька. И судить она имеет право. Пусть чересчур резко, как сейчас Ка-теньку. В этом осталось что-то от ее прежней непримиримости. Ну и тем лучше. Думал о ней вот такой... Разве мы не нашли друг друга? Повзрослели, погрубели, но сохранили главное».
Зоя Константиновна возилась у плиты, казалось не обращая на них внимания, и про себя Дмитрий отметил ее незаметную чуткость.
— Будь как у себя дома, Дима,— сказала она, вытирая руки.— Юля права, куда тебе идти?
Она подумала о его матери и вовремя остановила себя — сейчас не стоило напоминать.
— Поговорите, есть о чем после стольких лет. Ведь вы давно взрослые.
Зоя Константиновна тихонько прикрыла за собою дверь.
Дмитрий сидел на кровати в поношенной чистой рубашке. В комнате одно, очень большое, во всю стену, окно. Прямо — на стене напротив — висела гравюра из северного эпоса — крылатые олени над вершинами сопок. Юля стояла как раз под гравюрой, туго скрестила на груди руки и все глядела и глядела на него. «Какой же он все-таки чужой! — мелькнуло у нее.— Неужели это он и есть, тот самый Димка?» Она молчала, только глаза наполнялись светом.
— Здравствуй, Юля,— сказал он, встал и подошел поближе.
Она медленно наклонила голову и оглядела его всего, с ног до головы.
— Здравствуй, Юлька,— повторил он.— Понимаешь, ведь это наша первая встреча.
Она видела его высокий, в морщинах лоб, растерянность в глазах, недоумение и радость. Он, он! Он всегда был нетерпелив.
— Я ждала этой встречи. Здравствуй, Дима.
Она чуть шевельнула губами, он угадал слова. Он наклонил голову и поцеловал ее в губы, и они, отвечая, шевельнулись. Впервые он поцеловал ее в губы, поцеловал сильнее, еще и еще, и ее руки обхватили его за шею. Сейчас он сильнее ее, и она, сама не зная почему, с готовностью подчинялась любому его движению. Она только и могла молчать, стискивая губы, сдерживая подступившие рыдания. Он вернулся, она так долго ждала его. Что теперь все остальное? Он такой большой, такой сильный, и свет в комнате — неяркий.
Дмитрий легко поднял ее на руки. Она, как ребенок, замерла, затаилась, и он нес ее и целовал, нес и целовал, сильно сжимая.
Она пришла в себя. Высвободив правую руку у нее из-под головы, приподнявшись на локте, Дмитрий глядел на нее не отрываясь, и тут она увидела, что ему плохо, она понимала, чувствовала и не знала, как ему помочь.
— Я должен уйти, Юля, прости меня,— сказал он потерянно.— Нельзя было приходить, вот и расплачивайся.
Ему не хотелось сейчас разговаривать, он отвернулся. Он сделал это невольно, защищая все неожиданное в себе, защищая свою растерянность, боль, страх, недоумение. «Старуха предупреждала»,— подумал он о бабке Волчихе.
— Что с тобой? — с трудом выговорила Юля.
— Неужели не понимаешь? — освобождая руку, спросил он зло, и в его голосе уже не было растерянности.
Вся разбитая, без сил, она села с ним рядом. Она
поняла, она чувствовала к нему нежность, желание защитить, утешить. Только бы он остался, ей он нужен. Что-то сковало ее, она не находила слов, боялась обидеть, ранить еще сильнее. Он понял ее молчание по-своему.
— Мы больше не увидимся, Юля.
— Но это невозможно! Ты знаешь... Он отстранил ее руки.
— Люблю же я тебя, Димка... Подумай...
— Поэтому и должны расстаться.
— Нет! Нет! — испуганно вскинулась она, и он притянул ее голову к себе и с ласковой горечью поцеловал. Насколько же он был старше ее.
Они сидели обнявшись — так уж получилось. Он привык к потерям, ему было легче молчать. Юля, с виду спокойная, еле-еле себя сдерживала:
— Прошу тебя, Дима.
Он не понял, и она повторила:
— Не могу снова потерять. Мы должны встречаться. И не это главное в жизни. Разве недостаточно нам выпало и без того? Просто ожесточился ты, Дима.
Юля заглянула ему в лицо и не увидела глаз.
— Нет, Юля,— ответил он погодя.— Лучше сразу, зачем тянуть? Ты молода, красива, зачем я тебе? Ну зачем? Помнить каждый день, каждый час. Не хотел бы еще даже одной такой ночи. Нет, Юля, нет.
Дмитрий ходил по комнате, и его тень металась по стене.
— Не кричи.
— Разве я кричу?
— Да. Сегодня ты останешься здесь. Что подумает мать? Нам и поговорить нужно о многом. Ведь тебе нужно жить дальше, нужно что-то делать, работать.
Дмитрий смял в кармане коробку, вспомнил сумрачные глаза Волчихи и внезапно остановился. Он подошел к окну и, резко размахнувшись, выбросил коробку в форточку.
— Ты работаешь, я тоже найду дело.
«Каким бы беспомощным я ей ни казался, зачем она так, в лоб? Работы кругом хоть отбавляй, чего-чего, а работы на мой век хватит. Сделать что-нибудь своими руками. Машину, дом. Или просто ящик под конфеты. Потом дети будут сосать леденцы».
Юля понимала: разговор нужно прекратить.
— Отойди от окна, Дима, простудишься.
— Не бойся,— улыбнулся он.
— Хочешь умыться?
— Нет, не хочу. Спасибо.
— Я останусь с тобой.
Он отрицательно покачал головой.
— Лучше мне остаться одному. Спокойной ночи. Она ждала.
— Осень. (По стеклу медленно ползли дождевые капли.) А ведь когда-нибудь люди будут управлять дождями. Правда?
— Да, да, конечно! Хорошо бы... Все время солнце, тепло. Очень бы хорошо... Сама не люблю такой вот погоды, темноты тоже не люблю.— Она говорила торопливо и быстро, боясь остановиться и замолчать, и все время поправляла волосы, освобождая от них маленькие уши.— Знаешь, темноты я не люблю больше всего, честно. Недавно пришла блестящая идея. Когда работала еще в райкоме, много ездила, по многим районам проехала, по всей пойме Острицы... Знаешь, область задыхается без электричества... Нам нужно несколько электростанций на Острице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170