Отговорил до утра. Что все-таки происходит, Николай Гаврилович? Я же знаю Лобова...
— Я тоже его знаю, Поляков.
Дербачев засунул руки в карманы плаща. Глаза успели привыкнуть к темноте, лужи под ногами черно отсвечивали. На этом месте несколько веков назад стоял дремучий лес. А в Острице, с зажатыми в зубах камышинами, таились славянские воины. На Вознесенском холме при установке памятника Неизвестному обнаружены остатки их поселения.
Все ползло из-под ног, и не за что зацепиться. Его вроде бы и не тронули — хитро завинчено. А ведь уборка не ждет. Горизову хлеба, конечно, хватит. Ему о поставках заботиться нечего. Только кричим о бдительности. Но этих людей он знает, тут он не уступит, черта с два.
Дербачев перекусил мундштук папиросы, выплюнул. Да, интересно, сколько они могли просидеть с камышинами под водой?
— Николай Гаврилович,— услышал он настойчивый голос Дмитрия и через силу разжал зубы:
— Возвращайся домой. Разбираться будем.
— Что ей сказать, Лобовой?
— Что бы ты ни сказал, ей не станет спокойнее. Пусть ждет.
— Вы серьезно?
— Вполне. Уговори ее вернуться домой. Пусть никуда здесь не ходит. Так лучше.
— Николай Гаврилович...
— Ты меня слышишь, Поляков? Я знаю, что говорю. Иди. Будет нужно — найду тебя.
— Да, конечно.
— Поляков! — окликнул Дербачев, когда тот пошел, и Дмитрий вернулся.— Слушай, Дмитрий, веди себя спокойно, понял? Работай. Ты меня понял?
— Стараюсь.
— Силы нужно беречь.
Дмитрий пожал протянутую холодную руку и молча зашагал — в промокших ботинках чавкала вода.
Дербачев вернулся в обком, не раздеваясь, взял телефонную трубку. Набрал номер.
— Это — Дербачев. Мне генерала Горизова. Дежурный? Простите, не расслышал. Особое задание? Дней десять — пятнадцать? Так. Попрошу разыскать полковника Иваню-хина и передать ему. Прошу срочно зайти в обком. Да, срочно, срочно.
Дербачев положил трубку. Он уже во всем видел тай-
ный, скрытый смысл. И в аресте коммунистов — председателей колхозов — без его ведома, и в отсутствии Гори-зова, и в тоне дежурного, который, как показалось Дербачеву, отвечал заученными фразами.
Иванихин явился через полчаса — в хорошем штатском сером костюме, выбритый, с большим кожаным портфелем, раздутым от бумаг.
— Разрешите? — спросил он, внося портфель с медными застежками раньше себя.— Приветствую, Николай Гаврилович. Прибыл.
— Садитесь, Иванихин. Вы не сможете объяснить, где Горизов?
— Пути начальства неисповедимы,— улыбнулся полковник, устраивая портфель на коленях.— Генерал Горизов на особом задании. Мне поручено информировать вас. За время вашего отсутствия вскрыто большое дело.— Полковник оглянулся.— Нас никто не может здесь слышать?
Дербачев закурил, придвинул папиросы полковнику. Иванихин поморщился, жалостно вздохнул:
— Никак нет — бросил месяц тому назад. Знаете ли, желудок.
— Болит? — поинтересовался Дербачев, с видимым наслаждением попыхивая дымом.
— Эскулапы признали язву.— Иванихин опять поморщился, неожиданно весело поинтересовался:—С фильтром курите, Николай Гаврилович?
— Нет, обычные.
— И зря, Николай Гаврилович. Настоятельно рекомендую.
— Учту, спасибо. А теперь скажите, полковник, на каком основании, да еще в разгар осенних работ, вы арестовываете председателей без ведома обкома? Горизов в самом деле в отъезде?
— Так точно, уехал в район, три дня тому назад в Белковом был. С тех пор сведений не имею.
— «Не имею»! Черт знает что!—Дербачев дал волю сдерживаемому гневу.— Арестованы Лобов, Потапов — председатели лучших в области колхозов.
— Дело серьезнее, чем вы думаете, Николай Гаврилович. Вас не хотели отвлекать от уборочной кампании, хотели поставить в известность, когда картина прояснится совершенно.
— А конкретнее?
— Если вы располагаете временем, я обстоятельно доложу.— Иванихин отставил локоть и взглянул на часы.— На это потребуется час.
— Говорите.
Дербачев слушал, пытаясь вникнуть в недосказанное. Внутренним безошибочным чутьем угадывал, что все происходящее имеет прямое отношение к нему. Точнее, направлено против него. Он не верил, что Горизова нет в Осторецке, не верил ни одному слову полковника. Лобов, Потапов — саботажники? Подрыв колхозного строя — чепуха абсолютная. Так. Докладная в райком партии Борисовой о неблагополучном положении в колхозе «Зеленая Поляна» шестилетней давности, донесение участкового о «повешенной картошке», издевательской надписи над нею и нежелание Лобова вести расследование, отказ назвать имена виновных, акт на падеж коровы — забили на питание косарей — просто смехотворные улики. Донесение о вырубке приусадебного сада Матвеем Прутовым — дискредитация распоряжения советской власти, демонстрация протеста — это посущественней. Нарушение севооборота, скрытие поголовья? Незаконная выдача хлеба на трудодни? Так, так... Что еще? Все? В ответ на его требование представить самые достоверные, самые убедительные улики?
Дербачев сердито спросил:
— И вы верите?
— Нам нельзя, Николай Гаврилович, верить или не верить. Я обязан следовать фактам...
— Вы считаете факты достаточными?
— Мы — меч в руках государства, партии. Вы знаете, Николай Гаврилович, чьи это слова,— закончил свою мысль Иванихин и сильнее придавил к себе портфель.
— Оставьте в покое Дзержинского, Иванихин. В чем вы хотите убедить? Арестованные вами — коммунисты. Я вынужден назначить партийное расследование. Комитет партии отвечает за каждого своего коммуниста.
Раздался телефонный звонок.
— Дербачев. Выполнила годовой план?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170