– Ты не против, если я свет включу? – спросил Ларри.– Включай.Ларри вошел в комнату, привычно двигаясь в темноте, и включил настольную лампу.Он был высокий парнишка, намного выше своего отца, рыжеволосый, с длинным и тонким лицом, с отцовским носом и материнскими ясными серыми глазами. Подбородок был слабоват, отметил про себя Бернс, и другим он уже не будет, поздно. На Ларри была спортивная рубашка, брюки и спортивная куртка. Бернс подумал, интересно, где Ларри оставил свой плащ – в прихожей?– Читаешь? – спросил Ларри. В его голосе уже не осталось ничего детского. Он говорил глубоким грудным голосом, необычным для молодого человека, которому не исполнилось еще и восемнадцати.– Нет, – сказал Бернс. – Тебя жду.– О?Бернс внимательно смотрел на сына, поражаясь, как много может передать простое восклицание «О?».– Где ты был, Ларри? – спросил Бернс. Он не отрывал взгляда от лица сына, надеясь, что тот не станет лгать. Ложь убьет Бернса, он ее не выдержит.– В школе, – ответил Ларри, и Бернс принял ложь, причем боль оказалась меньше, чем он ожидал. Неожиданно что-то внутри у него изменилось – он стал чувствовать себя не столько отцом, сколько начальником следственного отдела 87-го участка. Переход произошел быстро и необратимо – сказался многолетний опыт. За считанные секунды Питер Бернс превратился в полицейского, который допрашивает подозреваемого.– В школе?– Конечно, папа.– В Калмз-Пойнтской средней школе? Ты ведь там учишься?– А ты разве не знаешь, пап?– Вопросы задаю я.– Да, в Калмз-Пойнтской.– Не поздновато ли для школы?– Ах, вот что тебя беспокоит, – сказал Ларри.– Почему ты пришел так поздно?– Ты же знаешь, что мы репетируем.– Что?– Пьесу для старшеклассников. Все так серьезно, почти сотню раз повторили.– Кто еще занят в пьесе?– Много ребят.– Кто ее ставит?– Мисс Керри.– Когда начинаются репетиции?– Слушай, что это еще за допрос?– Когда закончилась репетиция?– Около часа, наверное. Мы с ребятами зашли еще выпить содовой.– Репетиция закончилась в половине одиннадцатого, – сказал Бернс спокойно. – Тебя там не было. И в пьесе ты вообще не участвуешь, Ларри. И не участвовал. Где ты был между половиной четвертого и двумя часами ночи?– Черт возьми! – сказал Ларри.– Не сквернословь в моем доме.– Боже, ты говоришь как окружной прокурор.– Где ты был, Ларри?– Ладно, в спектакле я не участвую, – признался Ларри. – Я не хотел говорить маме. Меня выгнали после первых же репетиций. Актера из меня не получилось. Видимо...– Ты плохо играешь и плохо слушаешь. Ты никогда не играл в этой пьесе, Ларри. Я сказал тебе это несколько секунд назад.– Ну...– Зачем ты лжешь? Что ты делал все это время?– Что я делал? – переспросил Ларри. – Послушай, пап, я хочу спать. Если ты не возражаешь, я пойду лягу.Он уже направился к двери, когда Бернс заорал:– Я возражаю! Вернись!Ларри медленно повернулся к отцу.– Здесь не вонючий полицейский участок, пап, – сказал он. – И не ори на меня, будто я твой лакей.– Я здесь командую подольше, чем в своем участке, – сурово проговорил Бернс. – Убери свою ухмылку, а то я тебе все зубы повыбью.У Ларри отвисла челюсть. Наконец он произнес:– Послушай, пап, я действительно...Бернс быстро встал со стула. Он подошел к сыну и приказал:– Вытащи все из карманов.– Что?– Вытащи все...– Подожди минутку, – сказал Ларри взволнованно. – Давай потише. Черт возьми, у тебя что, в полиции работы мало, раз ты дома продолжаешь...– Замолчи, Ларри. В последний раз говорю.– Сам замолчи! Я не собираюсь терпеть такого...Бернс ударил его неожиданно и зло. Он ударил его мозолистой от вечной работы рукой так сильно, что Ларри упал.– Вставай! – сказал Бернс.– Только попробуй еще раз ударить меня, – пробормотал Ларри.– Вставай! – Бернс наклонился, схватил сына за воротник, рывком поднял его на ноги и, подтащив к себе, сквозь зубы спросил: – Ты колешься?Тишина вползла в комнату, заполнив все углы.– Ч-ч-что? – спросил Ларри.– Ты колешься? – повторил Бернс. Теперь он шептал, шепот его хорошо был слышен в тихой комнате, из прихожей доносилось монотонное тиканье.– Кто тебе сказал? – выдавил из себя Ларри.– Отвечай.– Я... я балуюсь немного.– Садись, – устало сказал Бернс.– Пап, я...– Садись, – повторил Бернс. – Пожалуйста.Ларри сел в кресло. Бернс походил по комнате, остановился напротив сына и спросил:– Насколько это серьезно?– Не очень.– Героин?– Да.– Давно?– Около четырех месяцев.– Нюхаешь?– Нет. Нет.– Подкожные инъекции?– Пап, я...– Ларри, неужели внутривенно?– Да.– Как это началось?– В школе. Один парень курил травку. Марихуану. Мы называем это...– Я знаю названия, – сказал Бернс.– Вот так это и началось. Однажды я перепутал. Думал, что мне дали понюхать кокаин, а это оказался героин... Потом я начал делать себе уколы под кожу.– Как скоро ты перешел на внутривенные?– Через две недели.– Тогда ты прочно влип, – сказал Бернс.– Я могу сам бросить, когда захочу, – заявил Ларри с вызовом.– Конечно. Где ты берешь наркотики?– Послушай, пап...– Я спрашиваю тебя как отец, а не как полицейский, – поспешно вставил Бернс.– В... в Гровер-парке.– У кого?– Какая разница? Послушай, пап, я брошу, хорошо? Честное слово. Но давай сейчас оставим это. Мне как-то не по себе.– Тебе скоро будет еще больше не по себе. Ты знал парня, которого зовут Анибал Эрнандес?Ларри молчал.– Послушай, сын. Ты ездил через весь город в Айсолу и почему-то покупал в Гровер-парке, на моем участке. Ты знал парня по имени Анибал Эрнандес?– Да, – признался Ларри.– Хорошо знал?– Я покупал у него пару раз. Он был толкач. То есть продавал другим ребятам. Хотя и сам кололся.– Я знаю, что значит толкач, – сказал Бернс терпеливо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43