правда, уточнялась ее реакция на его запросы: «...Когда ты говоришь, что хочешь привязать меня к кровати и хочешь, чтобы я умолял тебя притронуться ко мне, ты, конечно, имеешь в виду...» Уровни эротических грез отправителя и адресата весьма живо перекликались между собой. Более того, не вызывало сомнения, что это не просто неосуществленные фантастические грезы. Парочка действительно проделывала все, что собиралась проделать, притом с поразительной устремленностью и частотой. «...В четверг, когда ты распахнула кимоно и стояла в черном кружевном белье, которое я тебе подарил, ты, о ты — ноги слегка расставлены, тугие подвязки на твоих...» «...Но потом, в пятницу, когда ты наклоняюсь, предлагая себя, я подумал, насладилась ли ты в полной мере...» «...Как часто я проделывал это сам с собой... Но вот когда в понедельник ты рассказала, как делаешь это в ванной, а воздушные пузырьки пенятся вокруг, когда ты нащупываешь рукой под попкой твою...» «...Знаю тебя уже столько времени после Нового года и все-таки все время думаю о тебе. Я виделся с тобой вчера, увижу тебя снова завтра... Да. И все-таки пытка — ходить скрючившись, чтобы никто не заметил горб, выросший на брюках над библейским местом...» Этим письмам, казалось, не было конца. Хоть и насчитывалось их всего двадцать два.Последнее, пожалуй, было самым красноречивым. В частности, по той причине, что, плывя на всех парусах в привычной эротической стратосфере, оно каким-то образом снижалось до уровня земных делишек. "Моя дорогая Сьюзен, я понимаю твое нетерпение, связанное с тем обстоятельством, что длится уже нескончаемое время, а проволочки с твоим вселением в новое гнездышко все продолжаются. Поверь, я сам чувствую себя неуютно, когда приходится поздней ночью разыскивать такси в районе с дурной славой: мрак, ни одного полисмена, брр... О, сколь счастлив я оказался бы, поселись ты где-нибудь в центре города, поближе к моей конторе, в безопасном благополучном районе, в шикарной обстановке, которую я тебе обещал. Но, заклинаю тебя, не восприми отсрочку как знак моего бездушия или перемены отношения к тебе. И пожалуйста, наберись терпения, не становись забывчивой. Мне ненавистна мысль о потере теперешнего жилья, об утрате драгоценного времени, которое может пройти, пока не освободится новое. Ведь меня заверили, что это должно произойти со дня на день. Я обеспечу твою возможность платить наличными по всем счетам, но, умоляю, оплачивай аренду житья без промедления. Ты не можешь рисковать с просрочкой платежей. Хожу на почту каждый день, но в моем ящике — ничего от Сьюзен. Маленькая Сью стесняется или боится написать мне? Или стала безразлична? Сама мысль об этом мне ненавистна. А может, сладкая Сью хочет напомнить мне таким образом, что она принадлежит мне? Думается, что мне придется наказать тебя в следующий сладкий миг нашего свидания. Представляю, как полоясу тебя на свои колени, стяну с тебя трусики и отшлепаю, да так, что щечки порозовеют, а я буду наблюдать, как вздрагивает твой задик под шлепками, и упиваться твоими стонами..." И это письмо не было подписано.Позор, да и только: замедление в их работе...Часы в «дежурке» свидетельствовали, что через двенадцать минут наступит полночь. «Кладбищенскую смену» только что отпустили, и Хейз переругивался с Бобом О'Брайеном, который никак не желал сообщить Карелле о звонке.Боб в ответ сказал:— Тебе все равно околачиваться где-то поблизости и, как бы между прочим, ты можешь сделать это, даже несмотря на то, что рабочее время уже кончилось. Если, — твердил он, — сестра говорила с тобой, значит, именно ты и должен все передать Стиву.На что Хейз заявил, что у него срочное задание и как, мол, О'Брайен думает, следует ему, Хейзу, поступить: оставить Карелле записку на письменном столе?.. «Срочное задание» состояло в том, что он должен был встретиться с детективом третьего класса Энни Роулз, которая купила ему красные носки. Они были сейчас как раз на нем и прекрасно гармонировали как с шевелюрой, так и с галстуком, который также был в данный момент на нем. Кроме того, белая рубашка — в тон седой пряди волос над левым виском. Хейз был экипирован в соответствии с летней жарой: голубой блейзер из легкой ткани «тропикл», брюки из той же ткани (правда — серые), как уже говорилось, красный галстук и подарок Энни — красные носки.На календаре — 17 июля, вторничная ночь, температура воздуха за стенами «дежурки» — восемьдесят шесть градусов по Фаренгейту, по подсчетам Хейза — тридцать градусов по Цельсию, а это, как ни считай, страшная жара. Хейз ненавидел лето. В особенности он ненавидел это лето, потому что, как ему казалось, началось оно уже в мае и до сих пор стояло на дворе; каждый день тропическая температура дополнялась отупляющей влажностью, и все это вместе превращало человека в какую-то слякоть.— Неужели ты не можешь оказать мне одну простую услугу? — спросил Хейз.— О, это не такая уж простая услуга, — отозвался О'Брайен. — Подобная штука травмирует человека, даже если происходит только раз в жизни. Неужели ты этого не знаешь?— Нет, — сознался Хейз. — Я этого не знал.— Так вот, — продолжал О'Брайен, — у меня здесь в участке репутация коллекционера всяких неудач.— Откуда это у тебя такие мысли? — спросил Хейз.— А оттуда: я то и дело попадаю в перестрелки. Хуже того, в этом смысле я просто чемпион.— Ну это же смешно, — неуверенно отозвался Хейз.— И вот приходишь ты, — продолжал О'Брайен, — и начинаешь канючить, просить, чтобы я выложил Стиву страшную весть. И что он подумает? Он подумает так: ага, вот тот самый невезунчик, зараза, от которого я и подцеплю невезение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93