Он живет – сколько там? – в пяти-шести милях от города.
– У светофора – налево, – повторил я. – Манакава Фармз Роуд.
– Ага, а теперь угадай, в какой цвет он выкрасил свой ящик для почты?
– На нем значится какое-нибудь имя?
– Только цифры. Три-два-четыре. Думаешь, тебе удастся выведать там хоть что-нибудь?
– Попытка не пытка, а попробовать все же стоит, – сказал я.
Если вы покинете Калусу по 41-му шоссе, то уже через полчаса вы окажетесь в Манакаве. И хотя до Манакавы всего семнадцать миль пути, но в разгар сезона может вполне сложиться такое впечатление, что это расстояние увеличивается раз всто; что-то около часа времени у меня ущло на то, чтобы наконец оказаться в окрестностях города, и потом еще двадцать минут были потрачены на поиски принадлежащих Миллеру плантаций апельсиновых деревьев, располагавшихся на Манакава Фармз Роуд. Я возможно так и проехал бы почтовый ящик, выкрашенный в ярко-оранжевый цвет с выведенными на нем черными цифрами – 324, равно как и узкую грязную подъездную дорогу, ведущую во владения Миллера, случись мне вдруг утратить бдительность, проезжая между бесконечными, растянувшимися на целые мили садами апельсиновых деревьев, высаженных строго в ряды на аккуратно вымеренном друг от друга расстоянии. Можно сказать, что предыдущей ночью на улице относительно потеплело, температура поднялась почти до тридцати четырех градусов по Фаренгейту (это немного больше одного градуса по Цельсию, но в Америке мы никогда не сможем привыкнуть к его дурацкой системе), но горшки с углями были все еще расставлены тут же, под деревьями; они могли быть немедленно зажжены в случае, если опять неожиданно ударят заморозки.
Подъездная дорога вела к целому архитектурному комплексу, состоящему из полдюжины строений из железобетонных блоков и окрашенных в белый цвет. Я припарковался рядом с пикапом оранжевого цвета с выведенной на этом фоне черной надписью «ПЛАНТАЦИИ МИЛЛЕРА». Три длинные низкие ступени вели отсюда на просторную террасу, пристроенную к самому большому зданию. Я открыл дверь на крыльцо, прошел через всю террасу к двери, что вела уже непосредственно в дом. Молоденькая девушка лет двадцати сидела за столом, одновременно печатая и жуя жвачку. Когда я вошел в комнату, она взглянула в мою сторону.
– Привет, – обратилась она ко мне.
– Меня зовут Мэттью Хоуп, – заговорил я, – я разыскиваю господина Миллера.
– Только что вышел на плантации, – ответила секретарша. – Может быть присядете здесь пока?
– А вы не знаете, как долго он там пробудет?
– Он пошел посмотреть, все ли в порядке, не случилось ли чего за ночь, – пояснила она. – Не думаю, что это надолго, он почти не отлучается отсюда.
– Все же я подожду его на улице, – сказал я. – Постою немного на солнышке.
– Я заодно и схватите простуду, – ответила мне на это она.
– И все-таки сегодня немного потеплее по сравнению с тем, что было вчера.
– Если и теплей, то не намного. Обещали, что сегодня будет едва выше пятидесяти. Не сказала бы, что это так уж жарко.
– Да уж, – заметил я, – но вы только представьте себе, что в других местах дела с погодой обстоят еще хуже.
– Это уж точно, – согласилась она.
Я вежливо попрощался и направился к выходу. Пересекая террасу в обратном направлении, я подумал о том, сколько же времени мне потребовалось на то, чтобы усвоить местные обычаи. Представьте себе, что в других места дела с погодой обстоят еще хуже. Господи Иисусе! Вдалеке показался еще один оранжевый пикап, он быстро ехал по дороге, бегущей между деревьями, поднимая за собой огромные клубы пыли. Я облокотился о крыло своей машины и терпеливо ждал.
На Двейне Миллере была огромная соломенная шляпа, пиджак из грубой хлопчатобумажной ткани синего цвета, голубые джинсы и коричневые ковбойские сапоги со вставками из белой кожи. Он показался мне более высоким, чем раньше, но это должно быть была всего лишь иллюзия, вызванная возвышавшейся над ним тульей шляпы. Миллер заметил меня еще из кабины своего грузовика, но даже после того, как заглушив мотор, он открыл дверь и спрыгнул на землю, он все же явно не спешил поздороваться со мной. Глядя себе под ноги, Миллер направился в сторону террасы.
– Мистер Миллер? – окликнул я, и ему пришлось взглянуть в мою сторону. – Я Мэттью Хоуп, я был вчера на похоронах.
Он внимательно вглядывался в мое лицо. Глаза у Двейна Миллера были такими же бездонно-темными, как и у его дочери, темно-темно-карие, словно угольки. У него были черные брови, точно такие же черные, как и баки, видневшиеся из-под полей шляпы. Нос же давал мне все основания записать его обладателя в члены поросячьей семьи – луковицеобразный, несколько курносый нос с огромными ноздрями.
– Я вас не припоминаю, – сказал Миллер.
– Я был там вместе с детективом Блумом.
Он продолжал пристально разглядывать меня.
– И что вам надо? – наконец спросил Миллер.
– Я был другом Викки.
– И что из этого?
– Я адвокат.
– Ее адвокат?
– Нет, но…
– Но что вам тогда здесь нужно? Мистер Хоуп, так кажется? Что вам здесь нужно, мистер Хоуп? Мы занимаемся здесь делом: выращиваем апельсины и продаем их бушелями. Бушель (мера емкости) – примерно 36,3 литра.

Желаете купить апельсинов, мистер Хоуп?
Говорил все это Миллер с нескрываемым сарказмом, а глаза его горели злобой. Я не был знаком с этим человеком, это была наша с ним первая встреча; и я понятия не имел, отчего он был так груб со мной.
– Мне тут недавно звонил Тони, – снова заговорил Миллер, – так он уже доложил, что вы можете меня навестить.
– А-а…
– Я уже говорил ему, что ни о каком гребаном завещании мне не известно, но он все же объявил, что все равно, в любом случае его адвокат заедет сюда, чтобы лично задать мне этот вопрос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95