– Соли дал, – обронил путник, наблюдая за мной. – Захочешь воды – скажешь.
Я не пил уже несколько дней…
– Да разве можно робенку столько давать? – возмутилась бабушка и двинулась ко мне.
– Можно, если просит. Вы посмотрите кругом, метель второй месяц, солнца нет, как же без соли?
– Да где это видано?..
– Мальчишка просил?
– Просил, дак ладно ли…
– Ладно! А вы не дали! Ох, темнота кромешная… Ребенок знает, что хочет. И лучше вас!
– А ты кто будешь-то? Лекарь, что ли?..
– Я и лекарь и пекарь! – огрызнулся путник. – Болезнь запустили, оголодал ребенок, теперь одной солью не обойдешься. Тело лечить надо! У него жила иссохла.
Тем временем я рассосал всю соль, дотянулся до рта и показал, что хочу пить.
– Чего маячишь-то? – ворчливо спросил путник. – Чего надо? Если воды хочешь, так и скажи.
– Пить хочу! – неожиданно для себя выдавил я.
– Ну вот! А я уж думал, ты язык проглотил! – забалагурил он. – Ну-ка дайте парню воды!
Матушка стала поить меня из ложки, а бабушка увидела, что я зашевелился и заговорил. Теперь она наконец-то подобрела к путнику и сдалась:
– А как тело-то лечить?
– Как лечить… Побегать придется.
– Дак побегаем, коль надо.
– Ну-ка покажите мне скотину! – вдруг велел путник.
Бабушка накинула полушубок и безропотно повела его во двор. Обычно привередливая и строптивая, она теперь была готова на все и даже не спрашивала, зачем незнакомцу потребовалась наша скотина (ее особенно чужим не показывали, колдунов боялись, которые могли изрочить корову – молоко присохнет или не растелится).
Они скоро вернулись, гость был озадачен.
– Не годится. Нужен красный бык.
– Да где же его взять? – охала бабушка. – Я красных и не видала сроду…
– Не знаю, думайте, вспоминайте, ищите. Чтоб обязательно красный, без единого пятнышка. Иначе парню не встать на ноги, так и останется лежнем.
Я слышал, как мать с бабушкой начали вспоминать, у кого по деревням какой масти скотина, и все получалось – только красно-пестрая. А путник твердил про красного быка и заставлял думать. Наконец матушка вспомнила, что в Чарочке у Голохвастовых красная корова и вроде бы без пятен. И вдруг у них есть прошлогодний бычок?
– Хозяина нет, кто поедет? – загоревала бабушка. – А до Чарочки двадцать верст…
– А ты сходи и приведи! – приказал путник. – Хочешь, чтоб внук поднялся – иди.
Та было засобиралась, однако передумала и послала матушку – должно быть, все-таки опасалась оставить на нее избу и больных. Мать оделась, заглянула в горницу, погладила меня по волосам.
– Я скоро, Серенька, потерпи…
Тем временем бабушка крадучись от чужака в доме достала из сундука старый медный чайник, в котором хранились деньги (копили на мотоцикл), вынула все, что там было, даже мелочь, отдала матери, заплакала, зашептала:
– Ой, боюсь я его, вон как зыркает. Не знаю, к добру ли, к худу принесло лешего. Да ведь что нам робить-то? Ой-ей-ей… Ну, иди с богом, уж как-нибудь…
Матушка поцеловала меня и пошла.
– И гляди, комолого не бери! – вслед ей сказал путник. – Обязательно, чтоб с рогами был.
– Господи боже мой! – только и ахнула бабушка. – Еще и с рогами надо…
И мать ушла за красным быком. Она так любила нас, что, сказали бы ей привести зеленого, она бы нашла и привела. А путник зашел в горницу с поленом, бросил его вместо подушки, лег на пол и захрапел. Бабушка не утерпела, на цыпочках к дедовой постели подкралась, разбудила и что-то долго шептала, косясь на незнакомца.
– Иди, ступай, – отчетливо сказал дед. – И не чеши языком. Чего разбудила-то? Сон хороший видал, Карна приходила.
Тогда я еще не знал, кто это – Карна, однако бабушке это имя было известно, поскольку она тут же надулась и сердито зашвыркала носом.
– Ладно, будет, – проворчал дед. – Быка-то нашли?
– Валю в Чарочку послала, – призналась бабушка. – Все деньги ей отдала…
– Зачем все-то?
– А ежели он разбойник какой? Трофима нет, перебьет нас, да и поминай как звали. Ты глянь-ко, ведь истинно лешак, а зыркнет, так страх берет. Ведь что сказал? Чужих в избу не запускайте, мол, чтоб меня тут никто не видал. И никому словечка не скажите про меня!.. Это на что ему, чтоб не видали, не слыхали? Ох, худое замыслил, лешак…
– Он не разбойник, – рассудил дед. – И не лешак.
– Ну, бродяга или сибулонец…
– И не бродяга. Он человек другой породы. Слушайся его и не перечь.
Бабушке и это не понравилось, а из-за своего характера согласиться и промолчать она не могла.
– У ихнего брата одна порода: ходят да смотрят, что плохо лежит, – умышленно громко заворчала она и ушла, но путник не проснулся.
Отец увез фельдшерицу и приехал немного выпивший, ввалился в горницу прямо в тулупе, схватил мои ладони своими горячими руками.
– Живой, бродяга…
И лишь потом увидел незнакомца.
Отец был человеком вспыльчивым и даже отчаянным, если его раскачать. Сам драк не затевал, но если за живое задели, тогда держись, биться будет насмерть. Возможно, потому отца считали смелым и дерзким человеком, хотя на самом деле сам он так о себе не думал, и я не раз был свидетелем, как он проявлял чудеса смирения, чтоб не ходить врукопашную.
Тут он вдруг сробел, растерялся, к путнику даже не подошел, ничего не спросил (почему это чужой человек в горнице спит?), только посмотрел на него внимательно и чуть ли не убежал. Я слышал, как они шептались с бабушкой, но одновременно ревели оголодавшие братья-двойняшки, так что я ничего не разобрал. Потом выяснилось, что отец распряг измученного коня, завел в стойло, а сам встал на лыжи и ушел в Яранское, искать красного быка, потому что только там имелась скотина подобной масти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19