Пейзаж был унылый, а серое небо и срывавшийся то и дело дождь еще более усугубляли гнетущее впечатление. Наверно, летом здесь будет веселее, но лето должно наступить так не скоро!
Впереди был огромный пустырь, за которым тянулся старый, местами разрушенный кирпичный забор. За ним когда-то находилась фабрика, но уже несколько лет, как станки были вывезены, деревянные перегородки разобраны, и от прежнего остались лишь холодные мертвые корпуса, постепенно разбираемые на кирпич. Место глухое, вечерами сюда слеталось окрестное хулиганье, но днем лишь вороны оживляли мертвую тишину брошенного фабричного городка.
Чиф прошелся вдоль забора, оглянулся и уже собрался было нырнуть в небольшой пролом, как внезапно услышал негромкие быстрые шаги. Кто-то шел вдоль забора с противоположной стороны – высокий, в старом пальто и надвинутой на глаза кепке.
Секунда – и Чиф был уже за кирпичной стеной. Следовало подождать. Шаги приблизились, затем на мгновение стихли, и вот в проломе показался молодой человек, рассеяно поглядывающий по сторонам, словно в надежде увидеть за старым забором нечто небывалое. Чиф чуть слышно вздохнул, парень дернулся, рука его нырнула в карман.
– Я думал, ты уже дома, – Чиф произнес это по-английски, вновь запоздало выругав себя за опасную привычку.
– А, ты, Чиф? – парень усмехнулся, вынул руку из кармана и взглянул на часы – точно такие же, на батарейках, с табло вместо циферблата.
– Привет, Бен!
Тот, кого так назвали, вновь усмехнулся и покачал головой:
– Чуть не влип!
– А что случилось?
– Потом… Я проголодался.
Разговор шел по-английски. Бен, которого родители звали Сашей, тоже не мог избавиться от школьной привычки. Говорил он немного странно, с грассирующим французским «р», зато с накрепко заученным американским акцентом. Чиф неодобрительно взглянул на приятеля:
– Бен, мы этак влипнем. Надо переходить на русский.
– Ага. О великий, могучий, свободный… Как там дальше?
Последнюю фразу Бен произнес на языке предков, почему-то напирая на букву «о». Чиф вздохнул:
– Я серьезно. К тому же, если ты решил изображать мастерового, то тебе надо бриться лезвиями местного производства.
Бен провел рукой по гладко выбритой щеке и подмигнул:
– Советский пролетарий должен быть слегка выбрит и до синевы пьян. Только, Чиф, слово «мастеровой» здесь не употребляют. Сейчас говорят «рабочий».
– Да знаю, знаю…
Они не торопясь шли по еле заметной тропке, которая вела к одному из бывших фабричных корпусов. Пару раз Чиф оглядывался назад, но предосторожность была излишней: вокруг было совершенно пусто.
– Ладно, Бен, что у тебя стряслось?
– Что?
Бен нерешительно почесал кончик длинного породистого носа:
– В общем, сам виноват. Решил провести опыт над здешними аборигенами. Опыт? Ты что, с ума сошел?
– Да так, затмение… Я был на вокзале, присматривался к публике…
– На каком вокзале?
– На Петербургском…
– Бен! – Чиф даже остановился. – Ты что, забыл?
– Шучу, шучу… На Ленинградском… Да я все помню, Чиф! Улица Горького, переулок Безбожный, Краснопресненская набережная… Антихристов язык…
– Бен, давай договоримся… – Чиф помолчал, подбирая слова, – мы здесь не в нашем «Фриско-клабе». Когда ты писал заявление в группу, то знал, куда отправляешься и что тебя ждет. И говори по-русски. Даже дома, у нас…
– Так точно, Чиф, – Бен покорно вздохнул и даже попытался встать по стойке смирно. – Разрешите доложить, товарищ командир группы?
Теперь его русский звучал вполне нормально, с легким «аканьем», как и принято говорить в Столице.
– Не выламывайся. Пошли, расскажешь по дороге…
Они продолжили путь. Теперь Бен говорил уже совсем другим тоном коротко, по деловому, почти без эмоций:
– Я был на Ленинградском вокзале. Присматривался к публике и заодно проверял маскировку. Все шло нормально. У входа заметил пару «топтунов». Ну, знаешь, которые в штатском, высматривают приезжих. Особенно тех, у которых в паспорте, как здесь говорят, «минус» и они не имеют права приезжать в Столицу…
– Знаю. И что, к тебе прицепились? Бритва подвела?
– Нет, Чиф. Такое только ты можешь заметить. Никто меня не заподозрил. Тогда я начал делать вид, что пытаюсь спрятаться от патруля. Зашел за колонну, изобразил перепуганного. Думал, клюнет или нет…
– Значит клюнуло. Эх, Бен! Психолог, язви тебя!
– Клюнуло, – покорно согласился Бен, – сразу – двое ко мне. Ну, нашу «липу» показывать не хотелось, я и дал деру. Заодно проверил, как здесь бегают. Поймали бы, конечно, если б заранее все окрестности не облазил… Вот, в общем и все. Каюсь, меа кульпа…
Чиф с минуту молчал. Они уже стояли возле сорванной с петель двери одного из брошенных корпусов. За дверью ничего не было, кроме сырой темноты, в которой угадывались лежавшие на земле рухнувшие балки перекрытия и старые, покрытые мхом кирпичи.
– В общем, так, Бен. Чтоб это было в последний раз. Иначе сниму с задания и отправлю домой. Это ясно?
– Да ясно. Леший попутал!
Тон Бена дышал неподдельной искренностью и раскаяньем, но Чиф слишком хорошо знал своего приятеля.
– Бен, я не шучу!
– Я тоже, Чиф. Только их секретную службу мы тоже должны изучить.
– Но не таким образом. В общем, ты меня понял. Все, пошли, а то Лу будет волноваться…
– Ты только ей не говори, – в голосе Бена прозвучало нечто, похожее на испуг. Чиф усмехнулся:
– Ладно, не скажу. А надо бы – чтоб за уши оттаскала.
Бен протестующе замотал головой, но его приятель лишь хмыкнул и достал из внутреннего кармана небольшой бумажник, а из него – миниатюрный кожаный кошелечек. Секунда – и в руке Чифа блеснул маленький серебристый жетон с фирменным знаком Столичного метрополитена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16