– Я так посижу… Фрол… или Фроат, как лучше?
– Все равно, – махнул рукою дхар. – Как больше нравится.
– Так вот, Фроат, – продолжал старик, закрывая глаза. – Расскажите мне, пожалуйста, что с вашей рукой, и что у этого защитника Зимнего с его… Даже не знаю, как назвать эту часть тела…
– Кепкодержатель, – предложил внук, но дед и это оставил без ответа.
Фрол постарался рассеять все опасения Николая Андреевича, упомянув о госпитале, экстрасенсе Варфоломее Кирилловиче, для убедительности добавляя неизменное «в карету». Дед слушал молча, не открывая глаз, затем вновь покачал головой и, с трудом поднявшись, направился на кухню варить кофе.
– Силен, – заметил Келюс. – Фрол, взгляни, много на столе валидола осталось?
– Одна штука, – сообщил дхар, – и две пустые упаковки, елы.
– Силен, – повторил Николай. – Жалко старика. Всю жизнь служил этим, бином… Но все-таки мы победили.
Кофе пили на кухне. Келюс, заявив, что уже выздоровел, добрался туда без посторонней помощи и с удовольствием принялся смаковать ароматный напиток, доставляемый деду прямо из Бразилии. В разговор старика с Фролом Лунин-внук предпочел не вмешиваться, поскольку его попытка поведать обо всем случившемся была пресечена в корне, и рассказывать было велено дхару. Фроат, в нерешительности почесав затылок, принялся не особо складно, с упоминанием «елы» и той же «кареты», излагать события прошлой ночи, сбиваясь, путаясь и все более смущаясь. Но старик слушал очень внимательно, то и дело подливая Фролу кофе и качая головой.
– Ясно, – констатировал он, когда дхар, наконец, завершил свое повествование. – Раскололи армию… Недурно им историю партии преподавали! Ну что, рады? За Корнилова, за родину, за веру?
– Ну, дед! – не выдержал Келюс. – Во-первых, не волнуйся. А во-вторых, что ты о Врангеле, да о Корнилове? Мы же не белогвардейцы!
– А кто? – глаза старика блеснули.
– Мы за свободу, – не особенно уверенно ответил внук.
– А ваш этот… Президент или как там его?
– Он… он тоже за свободу, – еще менее уверенно сообщил Келюс.
– Стыдись! – отрезал дед. – Историк, а мелешь чушь! Это гимназисты были за «свободу», и то недолго! Сразу ставь вопрос – какой класс стоит у власти! Эти, твои… Они-то знают, да вам пока не говорят. Но тебе не грех было подумать об этом раньше.
– Ага! – загорелся внук. – Лучше, значит, танки, колхозы-совхозы, Гулаг, Афганистан и ГПУ?
– Еще не знаю, – мотнул головой Лунин-старший. – Пока не с чем сравнивать. Хотя могу догадываться. Трое уже погибли. Вас, раненых, по сути, бросили. Мы своих раненых не бросали.
– Нас не бросили, – вяло возразил Николай. – К нам даже Президент заходил… и телевидение…
– Бросили! – повторил старик. – Итак, снова победа на крови – как раз то, в чем нас обвиняли. При штурме Зимнего мы потеряли тоже немного – шестерых. Лиха беда начало, Келюс! Безоружные люди против танков – красиво и безопасно… тем, кто за их спинами. А вдовы и сироты – это не впервой. И хорошо, если те трое в самом деле погибли в бою, а не как-нибудь иначе…
Внук порывался возразить, но вдруг отчетливо вспомнил окровавленное тело в синей куртке и промолчал.
– Все! – заключил дед. – Переодеваться и отдыхать. Фроат, я дам вам чистую рубашку, эту надо постирать. Я тоже полежу, не хочу быть четвертым в этом списке… победителей…
Весь следующий день Лунин-внук отдыхал, стараясь поменьше двигаться, ограничив свою активность телевизором и газетами. Эйфория победы, захлестнувшая эфир, как ни странно, не очень радовала Келюса. Он приписал эти последствия контузии, заставляя себя не думать о событиях страшной ночи и о мрачных пророчествах деда. Фрол также провел весь день в квартире, изрядно скучая и то и дело порываясь выйти на улицу. Рана полностью затянулась, оставив лишь розовое пятно на коже, что поразило врача, вызванного старшим Луниным. Келюс также быстро поправлялся. Травма напоминала о себе лишь легким головокружением и слабостью.
Ближе к вечеру деду позвонили по телефону. Старик, выслушав чей-то долгий рассказ, накинул пиджак и вышел, обещав вернуться через полчаса. Отсутствовал он, однако, больше двух часов, и Келюс начал уже волноваться, вспоминая, захватил ли старик валидол. Но дед вернулся внешне спокойный, пояснив, что был в гостях в соседнем подъезде. Пройдя в кабинет, он долго сидел за столом, о чем-то размышляя, затем позвал внука.
– Келюс, – начал он, усаживая Лунина-младшего в кресло. – Надо поговорить.
Николай взглянул на деда и кивнул, сообразив, что речь пойдет о чем-то важном.
– Я не прошу тебя давать честное пионерское, комсомольское или белогвардейское слово, – начал Николай Андреевич, – просто если мы не сохраним кое-что в секрете, могут быть неприятности. Не хочу пугать, но без головы останемся и ты, и я…
Келюса передернуло. Он понял – дед не шутит – и тут же вспомнил лицо Китайца.
– Несколько часов назад, – вел далее старик, – один человек уже погиб. Он участвовал в… очень важном деле. Я бы с удовольствием не вмешивал тебя, но мы живем вместе, и об этом знаю не только я…
Николай Андреевич замолчал, переводя дух. Келюс потянулся к валидолу, но дед покачал головой и продолжал:
– Несколько месяцев назад в Центральном Комитете был разработан план эвакуации наиболее секретных документов на случай, подобный нынешнему. Вчера поступил приказ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16