Сквозь открытое окно кабинета донесся крик, слабый и далекий, затем какой-то неопределенный шум, причину которого Валентина никак не могла понять. По натуре своей она была девушкой храброй, и нервозный страх, напавший на нее в ту ночь, был вовсе не в ее характере.
Она прошла в кабинет и выглянула наружу. Стояла прекрасная ночь, легкий ветерок колебал листья, сквозь которые луна бросала на землю светлые блики.
В саду было спокойно и пустынно, шум доносился не оттуда.
Какая-то странная суета происходила в доме, расположенном справа от сада, на повороте к улице Оратуар. Валентина увидела в окнах этого дома мелькающий свет: с четвертого этажа он перебежал на третий и осветил лестничное окно. Оттуда долетели невнятные голоса. «Какой-то бедняга болен», – подумала девушка, подходя к своей постели.
Она опустилась на колени для молитвы: об этом она не забывала никогда. Полковнику, явившемуся в балаган забирать Флоретту, Леокадия первым делом сказала: «Так я и знала, что девочку не под капустой нашли: никогда она не выпьет воды из немытого стакана, а уж набожная – ну точь-в-точь маленькая барышня».
Но в эту ночь Валентина молилась рассеянно. Лишь только она стала на колени, ее охватил смутный страх. Она вспомнила, что не закрыла окно. Шум, который только что казался ей вполне естественным и имеющим правдоподобное объяснение, становился каким-то опасным. Валентина тревожилась все сильнее.
Она противилась своим страхам, старалась прогнать их словами молитвы, но все равно прислушивалась, затаив дыхание.
Голоса теперь доносились не с улицы Оратуар, а от старой виллы; ей почудилось слово, от которого кровь застывала в жилах: «убийца».
Так или иначе шум делался все громче.
К стене, окружавшей дом номер шесть по улице Оратуар, было прикреплено высокое решетчатое ограждение, поддерживающее вьющиеся растения. Внезапно девушке показалось, что решетка потрескивает. Спустя минуту треск стал отчетливее и ближе. Решетка вплотную подходила к большой липе, верхушка которой вздымалась над крышей особняка д'Орнан, а ветви заглядывали в первое окошко покоев Валентины. От него начинался балкон, на который выходили все три окна комнаты – в том числе и распахнутое окно кабинета.
Валентина уже не пыталась молиться. Вся дрожа, она вскочила на ноги и хотела броситься в кабинет, чтобы закрыть окно, но какой-то неизъяснимый ужас сковал ее движения: ноги отказывались ей служить.
Сомнений больше не оставалось, поблизости случилось нечто чрезвычайное. Решетка перестала потрескивать, зато ветки липы внезапно качнулись от какого-то резкого рывка – это был явно не ветер.
Голоса раздавались теперь со всех сторон, калитка с шумом распахнулась, по всем аллеям шли и бежали люди.
– Бандит! Направился вон туда! Убийца, должно быть, вскарабкался на дерево!
– Он может по крыше добраться до самых Елисейских полей!
– Лестницу! Быстрее! Мы схватим его, если заберемся на балкон!
В этот момент в ворота особняка постучали, и вскоре в доме все задвигалось и заволновалось.
Валентина слушала, едва дыша.
Убийца пытался бежать, он был тут, на дереве, это он рывками подтягивался на ветвях.
В тот момент, когда конец лестницы преследователей звякнул о перила балкона, ветви перестали качаться и кто-то соскочил на него.
Тотчас же за окнами проскользнула чья-то тень.
Вне себя от страха Валентина кинулась в кабинет и вцепилась в створки окна, торопясь закрыть его, но опоздала: незнакомец уже стоял прямо перед ней и умоляющим голосом говорил:
– Ради Бога, не бойтесь! Сжальтесь надо мной, я вовсе не бандит!
Быть может, обезумевшая Валентина и не услышала этих слов.
Она потеряла способность различать, она видела только то, что рисовало ей потрясенное воображение – убийцу, запятнанного человеческой кровью.
Испустив душераздирающий крик – нахлынувшие в особняк люди подумали, что произошло второе убийство, – она, пятясь, стала отступать к двери и наконец прислонилась к ней спиной. Какое-то мгновение она молчала, а затем распахнула дверь с криком:
– На помощь! Скорее! Он здесь!
Коридор моментально осветился. На помощь девушке спешили все обитатели особняка во главе с полковником Боццо, державшим в руке лампу. Рядом с полковником вышагивал мужчина в трехцветном шарфе; невозмутимое выражение лица этого человека являло собой разительный контраст всеобщему возбуждению.
Это был комиссар полиции.
Он вошел в комнату первым в тот самый момент, когда люди, забравшиеся по лестнице из сада, с шумом спрыгнули на балкон.
– Где он? – спросил комиссар полиции. Валентина указала в сторону кабинета, но в этом не было нужды: там уже началась схватка, и через несколько секунд убийца, пытавшийся стряхнуть с себя нападавших, показался в спальне. Наконец он освободился от них и оглядел окружавших его со всех сторон врагов. Он уже не пытался бежать; скрестив руки на груди, он ждал, ярко освещенный множеством свечей.
– Лейтенант Морис Паже, – произнес комиссар, делая шаг к нему, – вы арестованы именем короля.
Конец этой фразу утонул в пронзительном крике: мадемуазель де Вилланове, спрятавшая было лицо на груди полковника, открыла глаза и устремила взгляд на бледного молодого человека, стоявшего посреди комнаты.
– Морис! – простонала она. – Морис!
– Флоретта!
Подбежав к юноше, она кинулась ему на шею со словами:
– Ты невиновен! Я уверена, ты не виновен!
– Да, – ответил Морис, целуя ее, – клянусь тебе: я невиновен!
Комиссар полиции выкрикнул две фамилии:
– Господин Мегень и господин Бадуа!
Двое мужчин из тех, что забрались на балкон, приблизились;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157