Мед, пиво и вино заморское лилось рекой. Царь сидел мрачный. Он думал про себя:
Добро ли я делаю, что не исполняю то, что приказывали мне несомненно благие духи Богучара, Драгомира и Сары в видениях моих. Но могу ли я отказаться от того, чему учил так долго народ мой? Поверят ли мне теперь, если я заговорю иное, чем то, что проповедовал всю жизнь. Велика была наука Драгомира, тверд в веровании был Зур-Иргак, полна любви была Сара, но я разве дурному учил народ? От поклонения злым духам я их отвлек.
Внушив страх Гелы и презрение к смерти на соломе, я сделал людей храбрыми, а храбрецы мои помогли мне создать великую державу.
Не так уже далеко учение мое от того, чему веруют последователи Бога Феодора, Иустина и Сары и мудрецы, продолжающие проповедь Богучара, Драгомира и Зур-Иргака, или мыслители греческие, египетские, да персидские, а так же еще книжники еврейские. Но мой народ их бы не понял.
Если я ошибаюсь, прости меня Единый Всевышний, а дело свое я должен довести до конца и запечатлеть примером, чтобы знали потомки, что у меня слово с делом не расходилось.
Он сделал усилие над собой. Черты лица его приняли величественно спокойное выражение. Он велел возложить себе на голову венец и встав произнес:

Рог принесите!
Вечно будь в славе,
Север державный.
Мы в честь тебя пьем,
Зрелостью в жите,
Строгостью в нраве
Я дорожил, как и мирным трудом.
Тщетно с краями
Витязей диких,
Мира искал я. Далече он был.
Перед стопами
Богов великих
Ждет меня кроткое чадо могил.
К вам я, о боги!
Прах исчезает.
К пиру зовет меня рог громовой
В наши чертоги.
Гостя венчает
Вечная радость, как шлем золотой.

И до дна осушив рог сицилийского вина, рукой он сделал знак, чтобы все удалились. Остались с ним только его жена и дети, и несколько приближенных, которых царь не отпустил от себя. Он обратился к детям:

В согласье братском правьте своей страной,
Пусть будет сила стражем земли родной.
Один безумец, дети, свой край гнетет.
Там немощен правитель, где слаб народ;
Жесткость только злобу в сердцах рождает,
А кротость к благородству, к добру склоняет.
Лишь в правде благо края и трона слава.

Наступило торжественное мгновение. Ингве-Фрей с глазами, полными слез, поднес отцу копье и подал в руки, преклонивши колена. Водан обнял его и поцеловал со словами:
– Здравствуй на многие лета, царь Ингве-Фрей, верховный вождь и повелитель готов и квенов.
За ним получил благословение и царь иотов Скольд. Затем последовали прочие младшие братья князья. Жену Водан принял в свои объятия, сам поднявшись со своего престола.
– С тобой скоро увидимся, дорогая, – сказал он. – Не скорби, а гордись всем созданным перед твоими кроткими очами, для наших потомков, моей любовью к тебе, – и, подняв правую руку к небу, он прибавил:

Вот распахнулись
Двери Валгаллы,
Боги пришельцу
Длань подают.
Фрейр вьет в корону
Вождя колосья,
Фригг вплетает
В них васильки.

Фригг упала к ногам мужа и охватила его колени, заливаясь слезами и рыдая до изнеможения.
– Не пущу, не пущу! Ради Великого Бога не делай! – вопила она, задыхаясь.
Бесчувственную, ее подняли и вынесли из палаты пиров в ее собственный покой. Скандинавские скальды описывают так, что произошло затем:

И вырезает
Руны Одина
Он глубоко на груди на руках,
Дивно блистает
У властелина
Кровь на серебряных лона власах.

Два старца из пришедших с царем из донских степей, доблестные вожди Генир и Лодур, став на колени, собрали в серебряные купели кровь, истекающую из перерезанных жил. Когда он начал совершенно бледнеть и глаза его закрывались, они наклонились к нему со словами:
– Царь! Идем за тобой! Не должно царю идти к богам одному, не сопровожденному преданными слугами. – И тотчас копьями они перерезали себе так же все главные кровеносные сосуды.
Тело царя и тела его двух верных друзей были торжественно сожжены в священной роще Тора, при стечении народа и из всех соседних городков, и из приморских, и из горных селений.
Умер Водан, но дело его осталось. На полуострове квенов были государства, были города, были люди, читающие руны, была торговля и многочисленные корабли плавали по морям, окружающим эти страны. Народы, созданные завоеванием страны квенов асами, сохранили на веки память о своем основателе, богатыре, законодателе, вероучителе и поэте. Совершилось то, о чем вещий старец Драгомир предостерегал своего увлекшегося ученика. Присвоили ему то имя, которое он в некоторых песнях ради созвучия со своими именами сарматским и готским давал своему духу-покровителю – имя Одина. Через несколько поколений он в понятиях народов сместил с высокого первенствующего положения в Валгалле старого Тора, отца богов, и сам был признан отцом ратей, видимых образом Альфодера в осязаемом мире и повелителем Валгаллы и земли. По смерти Фригг и ей были возданы божеские почести, хотя она до конца жизни своей отказывалась поклоняться богам, созданным пылким воображением ее мужа. В молитвах своих она обращалась к неведомому Богу, о котором говорил ей муж, но которого она более чувствовала сердцем, чем понимала разумом. За это, вероятно, и сложилось о ней верование как о богине, знающей судьбу всех людей, но не могущей ей управлять, почему и все молитвы к ней имели характер славословный, а не просительный. Древний бог старых готов Тор занял в скандинавских верованиях более скромное место сына Одина и Фригг. Их же сыном сделали и Бальдра, а так же многих других богов. Верным оказалось предсказание и предупреждение Драгомира: «Зачем слыть ложным богом, когда Бог дал быть великим человеком».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86